Над законом
Шрифт:
Забродов выглянул из укрытия, и это едва не стоило ему жизни – пистолетная пуля раскрошила кирпич прямо возле его головы, брызнув в лицо колючей крошкой.
– Восемь, – сказал он, выходя из-за трубы. – Вот теперь можно и поговорить.
Летов прицелился и нажал на спусковой крючок. Этого можно было не делать – затвор заклинился в крайнем заднем положении, патронник был пуст, и пуста была обойма, но он еще несколько раз надавил на собачку, словно надеясь на чудо, и только потом
– Я же говорю, восемь, – неторопливо приближаясь к нему, сказал Илларион. – Ты что, директор, считать не умеешь? Ну, пошли вниз, нас Сорокин ждет. И как это ты ухитрился от его орлов ускользнуть?
– Чтоб ты сдох, – сказал Игорь Николаевич. – Как же я тебя ненавижу!
Он швырнул в Иллариона пистолетом, повернулся и побежал, неловко косолапя на покатой крыше всего в каких-нибудь двух метрах от края. Забродов убрал голову, и пистолет, громыхнув по шиферу, свалился вниз.
– А если кому-нибудь по голове? – сказал Илларион. – Эй, Летов, стой, куда ты? Подожди, чудак, ну куда ты бежишь?
Он неторопливо пошел следом за убегающим директором.
Торопиться было некуда – Летов сам отрезал себе путь к отступлению, захлопнув люк, который вел из подъезда на чердак. Со стороны чердака крышка люка не была снабжена ручкой, и на то, чтобы подковырнуть тяжелую створку, требовалось потратить немало времени и усилий. Игорь Николаевич вдруг пошатнулся, наступив на длинную полу своего плаща, пробежал, все больше клонясь вперед, несколько метров, пытаясь выровнять бег, но тут же снова наступил на предательскую полу. Плотная заграничная материя треснула, но выдержала, Летов потерял равновесие и покатился вниз, тщетно пытаясь уцепиться за что-нибудь и не находя ничего, кроме шероховатых продольных волн шифера.
Илларион бросился к нему, но тело Летова уже соскользнуло с края крыши, пальцы в последний раз царапнули шифер сломанными ногтями и исчезли. Снизу донесся короткий, полный животного ужаса крик, а секунду спустя послышался отвратительный глухой удар, когда бывший директор оборонного завода встретился с землей.
Илларион не стал заглядывать в пятиэтажную пропасть.
Тяжело ступая, он поднялся повыше, уселся на влажный шифер, нашарил в кармане сигареты и закурил. Горький дым обжег гортань, и на секунду Иллариону показалось, что он принес облегчение, но это длилось всего лишь секунду.
Дым был просто дымом, и только.
Забродов вошел в подъезд, бережно прижимая к себе локтем стопку книг. Мельком взглянув на свой почтовый ящик, он досадливо поморщился: внутри что-то белело. Это был либо счет, либо очередная бумажка с заманчивым предложением похудеть на тридцать килограммов за пятнадцать дней, либо еще что-нибудь в этом же роде – например, приглашение на презентацию какой-нибудь чудо-посуды.
Однако, вопреки ожиданиям, это оказалось письмо. Обратный адрес Иллариону ничего не говорил, подпись была неразборчива, а почерк был излишне каллиграфичным, как у прилежной старшеклассницы. Забродов пожал плечами и косо надорвал конверт, не отходя от ящика.
«Дорогой Илларион, – с растущим удивлением читал он. – К сожалению, не знаю Вашего отчества, а полковник Сорокин, у которого я узнала Ваш адрес, отказался мне его (отчество) сообщить. Ничего, что я написала „дорогой“? Это потому, что вы и вправду мне дороги».
Илларион опустил письмо. Он уже знал от кого оно.
– Ну, Сорокин, – с угрозой в голосе пробормотал он и стал читать дальше.
«Если Вы еще не поняли, кто Вам пишет, то знайте, что это Вика, Виктория Юрьева. Помните меня? Я просто хотела еще раз сказать Вам спасибо – боюсь, тогда, в больнице, это получилось у меня не очень хорошо».
Илларион прикрыл глаза и прислонился плечом к стене. «Она еще и благодарит».
"Я думаю так потому, что полковник Сорокин сказал мне, будто Вы сильно переживали из-за того, что со мной произошло. Знайте, что я вас никогда не забуду, потому что теперь я как заново родилась. Даже хорошо, что при этом было немножко больно – когда рождаешься, всегда больно. Так что не переживайте и вспоминайте меня с легким сердцем или не вспоминайте вообще.
Еще раз спасибо. Если выберете минутку, напишите мне пару слов, я буду рада. Можно, я Вас поцелую? Не болейте.
Ваша Виктория.
P.S. А я поступила в институт, как Вы и советовали. За это тоже Вам спасибо.
В."
– Неужели я ей что-то советовал? – спросил Илларион у молчаливых почтовых ящиков. – Каков, однако, прохвост! Он положил письмо в карман куртки и стал подниматься по лестнице, нашаривая в другом кармане ключи. На площадке третьего этажа он поймал себя на том, что улыбается, и подумал, что сегодня, похоже, нарушит свое железное правило: никогда не писать писем молоденьким девушкам.