Надежды большого города
Шрифт:
С блестящим чувством оригинального, возможным только в Челси, Лиззи продавала шляпы, которые шила сама, наряду с редкими поэтическими изданиями и старинными чайными сервизами. Когда у нее было хорошее настроение, она накрывала стол из красного дерева фарфором «Спод и Веджвуд» и угощала чаем каждого, кто к ней заходил Кэтрин так занервничала, увидев того мужчину, что метнулась к двери Лиззи, чтобы нырнуть внутрь. Магазин был освещен теплым светом ламп с шелковыми абажурами, но дверь была закрыта — Лиззи и Люси уже ушли.
— Сегодня она рано закрыла, ушла вместе с маленькой
— Хм, — промямлила Кэтрин (ее ладони вспотели в перчатках), желая поскорее уйти.
— Она заявила, что идет «на банкет».
Кэтрин сдержала улыбку. Именно так и сказала бы Лиззи.
— Но думаю, если бы она была здесь, — продолжал он с ирландским акцентом, выпуская клубы пара и топая ногами, чтобы согреться, — она бы посоветовала вам купить у меня свежее рождественское дерево из Новой Шотландии и венок для вашей двери. Я вижу, как вы каждый день проходите мимо, и вы кажетесь мне человеком, которому понравится белая елочка…
Мужчина был высок, с широкими плечами под толстой курткой. Даже в темноте она заметила, что в его светло-каштановых волосах с прошлого года прибавилось седины. Он грел руки над керосиновой горелкой; он подошел ближе к Кэтрин, но, помня о произошедшем год назад, она резко отклонилась.
— Я не хочу белую ель, — ответила Кэтрин.
— Нет? Тогда, может быть, голубую…
— Никакую. — У нее болела голова после того эпизода в вестибюле, и она просто хотела попасть домой.
— Вы только посмотрите на иголки, — сказал он, поглаживая ветку одной рукой. — Они свежие, как в тот день, когда деревья были срезаны… они никогда не опадут. Видите, как они блестят? Это от соленого ветра с острова Кейп-Бретон… вы знаете, говорят, что звездный свет застревает в ветках и…
Он замолчал посреди фразы, как будто забыл, что хотел сказать, или передумал рекламировать товар. Кэтрин помнила, что прежде его голубые глаза сияли, когда он продавал деревья, — теперь они были тусклыми, как лежалый снег. На мгновение они удержали ее взгляд, затем опустились. Она почувствовала биение собственного сердца, но пыталась сохранить безразличное выражение лица, чтобы не дать ему прочитать свои мысли.
— Все равно спасибо, — сказала она, удаляясь.
Весь путь до дома Кэтрин испытывала ужасную неловкость. Она все еще была расстроена из-за маленькой девочки, а теперь придется смириться с тем фактом, что продавец деревьев будет ее соседом до Рождества, и, возможно, ей придется сменить маршрут. Ей стало интересно, приехала ли с ним на этот раз его дочь. Она надеялась, что его сын не страдает от холода. Ее нос и кончики пальцев щипало от мороза. Декабрьский ветер дул с Гудзона, и, свернув на Западную Двадцатую стрит, она увидела облака пара вокруг газовых ламп на Кушман-роу.
Несмотря на сильный мороз, она остановилась посмотреть на полутень вокруг одной мерцающей лампы. Шар света, скорее всего, возник из-за влаги, приносимой от реки; как кольцо вокруг луны, он предвещал шторм. Он был похож на призрак. Это вестник, подумала Кэтрин с надеждой, сжимая замерзшие руки.
В Рождество Челси посещали привидения — по крайней мере одну комнату в одном из домов в самом центре Кушман-роу. Как и его соседи — другие кирпичные дома в греческом стиле с высокими ступенями из коричневого камня, небольшими садиками и коваными оградами, — дом, в котором жила Кэтрин, был построен в 1840 году Доном Алонзо Кушманом, другом Клемента Кларка Мура.
Кэтрин остановилась, держась за ограду и разглядывая кирпичный дом — четыре этажа и мансарда с маленькими окошками. В свинцовых переплетах в виде лавровых венков они очень украшали дом, придавали ему очарование. Крошечные окна смотрели в небо. Прохожие часто останавливались, чтобы полюбоваться этими загадочными окошками.
Люди всегда делают предположения о том, как живут другие люди. Кэтрин думала о проходящих мимо незнакомцах, воображая, что они счастливы. Возможно, и они, глядя на этот дом, представляли себе изысканные приемы. Наверное, они думали, что там живет любящая семья с замечательными детьми — возможно, в мансарде за этими плетеными окошками находится детская, комната.
Почему они должны представлять себе нечто подобное? Потому что Кэтрин иногда так делала. Вглядываясь в эти окна, она почувствовала холодное покалывание в спине. Ее как будто ударило током, она не могла сдвинуться с места или отвернуться. Сегодня по улице бродили призраки; она зажмурилась, пытаясь почувствовать того, кого любила, умоляя навестить ее сегодня в мансарде.
Сезон настал. Декабрь, когда-то такой веселый и радостный, теперь был временем печали и боли — Кэтрин не отмечала праздника. Это не приносило ничего кроме печальных воспоминаний, и она хотела, чтобы предпраздничная лихорадка быстрее закончилась.
Стряхнув оцепенение и отбросив такие мысли, Кэтрин взбежала по ступеням, хлопнула за собой дверь и с головой закуталась одеялом.
В нескольких кварталах отсюда Лиззи Донелли в темно-красной парчовой накидке и черной бархатной шляпе стояла перед столом с едой. Ее смешные очки запотели от поднимавшегося от еды пара. Ей постоянно приходилось их снимать и отдавать своей девятилетней дочери Люси, чтобы та их вытирала. Лиззи должна была следить за тем, чтобы не положить кому-то в тарелку слишком мало, хотя волноваться об этом не стоило: ее клиенты сразу дали бы ей знать.
— Спасибо, дорогая, — сказала Лиззи.
— Не за что, мам. Продолжай раскладывать еду, а то все голодные, — отозвалась Люси.
— Привет, Джо, привет, Билли, привет, Руги. Как дела, Морис ? Ты был хорошим мальчиком, в этом году не найдешь в чулке уголь, не так ли? — Лиззи подшучивала, наполняя тарелки сегодняшним лакомством — тушеным мясом, картофельным пюре, горошком и морковью. Через битком набитую комнату бесплатной столовой Святой Люси прошел священник, направляясь из дома в церковь.