Надежный
Шрифт:
— Ты боишься каждого движения, — резко говорит он.
— Это не из-за Игоря.
— Я знаю, но он должен был избавить тебя от этого.
— Данил, не надо, — я просто мотаю головой.
— Ладно, прости, — он отступает. — Давай я помогу тебе убраться.
— Я… устала, но можешь приехать вечером.
Наверное, мне стоило отказаться. Просто попросить его уйти, но ведь он сам предложил, верно? Так почему бы и нет?
Врезать.
Первое, что приходит в голову, когда приезжаю с утра к Игорю. Дверь нараспашку,
Нахожу Игоря, но он, как говорится, в состоянии нестояния. Бросаю взгляд на часы и разве что не стону. Начинали вечер с того, что уже завтра он заберет сына из роддома.
Забрал, блядь!
Остается всего полчаса и я не нахожу лучшего выхода, чем набрать Лену и поехать за ней. Быстро достаю телефон из кармана друга, отмечаю более десяти пропущенных от Лены, чертыхаюсь и вбиваю ее номер в свой телефон.
Уже выезжая, набираю, прошу сказать адрес и сообщаю, что скоро буду. Да, как же! Что там нужно привозить женщинам в роддом?
Мне совершенно не до этого. После вчерашнего боя болит все тело, и я только благодарю бога, что лицо не пострадало. У меня синяки на руках и ногах, огромная ссадина в боку и почти тысяча баксов в кармане.
Неплохо для начинающего бойца, жаждущего заработать. У меня не то состояние, но я все же это делаю. Хотя бы потому, что больше некому.
Заезжаю за цветами и там же беру шарики. Не знаю, может нужно еще что-то, но времени на это нет совершенно. Я подъезжаю к роддому и сразу же вижу Лену, а затем и ее ошарашенный взгляд голубых глаз.
Она смотрит растеряно и удивленно, а я внутренне сжимаюсь. Понимаю, что хрена с два Игорь приехал бы за ней с цветами и шариками, но я не Игорь и мне действительно хочется ей помочь.
Мы знакомы с Игорем год. Последние полгода он познакомил всех и с женой. Странно, что не сделал этого раньше. Она его совершенная противоположность, и этого не меняет даже тот факт, что полгода назад он был попроще.
Беру на руки ребенка, помогаю Лене сесть в машину и прошу подождать. Иду в роддом, спрашиваю о том, кто принимал роды, «благодарю» за проявленную заботу и иду на выход. Меня принимают за заботливого папочку, даже не обращая внимания на возраст.
И плевать!
Не знаю, как Игорь дошел до того, чтобы не забрать жену и ребенка из роддома, но блядь, это круто! Настолько, что невольно хочется так же.
Я еще не дохожу к машине, а внутри уже появляется желание оберегать и помогать. Не знаю, куда их вести?
В тот дом, где спит человек шесть и все пропитано парами алкоголя? Это место для ребенка? Нет, я знал, что она не согласится, но все равно предложил забрать к себе. А вдруг?
Вдруг не случается. Она отказывается и вовсе замыкается, и мне все больше хочется ей помочь. За полгода я насмотрелся достаточно. И того, как он к ней относится, и того, как говорит и того, как отзывается, когда ее нет рядом.
Я слушал и даже смеялся, представляя себе жену Игоря эдакой полноватой бабенкой, неудовлетворенной
Светловолосая, хрупкая, маленькая ростом девчушка с небольшим на тот момент животиком. Я даже не сразу верю, что ей двадцать два.
Мне кажется, что она младше. Мне девятнадцать, но я выгляжу старше нее. Возможно, потому что выше, а может из-за хрупкости и грации, которые угадываются в каждом ее движении.
Я уважал Игоря до того, как познакомился с его женой, до того, как поговорил с ней. После у меня осталось к нему только презрение, но я уже не мог отказать себе в удовольствии приезжать. Видеться с ней, касаться, слышать ее смех и наблюдать, как на глазах растет животик.
Она была полной противоположностью той женщине, о которой говорил Игорь. Солнечная, яркая, привлекательная, всегда позитивная и необычная. А Игорь. Он описывал вечно хмурую, пилящую его по вечерам жену, недовольную жизнью.
Я перестал ему верить.
Как-то он сказал мне, что она красиво играет роль. Что вся ее внешняя искренность наиграна и в действительности она стерва, каких поискать. Я не верил. А сейчас только больше убедился в том, что все ложь.
Он — алкоголик, она — девушка, не имеющая опоры. Он пользуется положением, а ей некуда деваться. Он ведет себя по-скотски, а она терпит. А я… я хочу изменить эту херню.
Молча везу Лену домой. В тот клоповник, пропитанный алкогольными парами и прокисшей едой. Мне категорически это не нравится, но насильно отвезти ее к себе не могу. Она все-таки за ним замужем и хрен его знает, что Игорь придумает, если она вдруг решит поехать с ребенком к другому мужику, пусть и другу.
И да, я его отлично понимаю, но только в этом. По-хорошему, он сам виноват. Ему нужно забрать ребенка, а он глаза разлепить не может.
Помогаю Лене зайти в дом, заношу вещи и первое, на что обращаю внимание — ее разочарованный и грустный взгляд. Она молча обводит комнаты глазами, наверняка, уже зная, что все это придется убирать ей.
Вижу, как Лена вздыхает, крепче прижимает малыша к себе и направляется в спальню. А у меня в это время личный апокалипсис, внутренний Армагеддон, потому что в эту минуту понимаю, что хрена с два я все это делаю из жалости.
Нет… жалость чуть по-другому выглядит. Там просто хочется помочь и плевать, что человек подумает. Ты идешь напролом и пытаешься донести истинное положение вещей, а здесь… я слова лишнего боюсь сказать, потому что не знаю, как она отреагирует, что скажет, не пошлет ли с моими добрыми намерениями. Мне страшно сморозить откровенную чушь и залезть глубже, чем она впускает.
Иду в спальню, отмечая, что Лены нет. Подхожу к кроватке и смотрю на малыша. Он такой крохотный, маленький… в одеяле, когда я нес его к машине, Мишка выглядел больше, а тут… совсем крошка. Перед глазами пролетают вполне вероятные сцены. Игорь, бьющий посуду и Лена с маленьким Мишкой на руках. Она крепко прижимает его к себе и просит Игоря остановиться.