Наедине с собой (сборник)
Шрифт:
Повалявшись так с закрытыми глазами и помечтав, я открыл глаза и осмотрелся. Сквозь шторы пробивался свет, рассеиваясь по комнате, придавая ей утренний полумрак.
И пока спешить было не куда, но пора было формировать первое звено этого дня. Наша жизнь – звенья одной цепи. И каждый день мы формируем эту цепь, последовательно соединяя их. Проснувшись – мы умываемся, завтракаем – одно звено, идем на работу – другое звено и так далее. Звенья могут быть иные, но, не замкнув одно, не формируем другое. Разорвать нельзя, их можно только замкнуть, чтобы завершить начавшийся процесс.
Пройдя в ванную и посмотрев на себя в зеркало, я оценил смотрящее на меня лицо и в целом остался доволен.
Сегодня для меня был несколько необычный день. Настроение было приподнятое. Странное отношение к настроению. Кто его может приподнять или опустить? На какую высоту поднять? Где та планка, выше которой не подняться?
Вчера вечером я набрался смелости и позвонил Татьяне с предложением встретиться. Да, пришлось набраться подобной смелости, время влияет на возможности, и не хотелось получать если не отказ, то хотя бы услышать, что она занята. Но, к счастью, она была свободна и согласилась.
Мне скоро надо было возвращаться на работу и хотелось увидеть ее. Почему? Да я и сам пока боялся дать себе ответ на этот вопрос. Что она меня привлекала это понятно, но было нечто большее. Она не просто привлекала, она манила, завораживала. Вот я и решил, что в настоящем мы виделись два раза, причем не договариваясь. Пусть будет третий, как некое магическое число. Пусть третий раз будет осознанным. Бог троицу любит.
Поэтому я испытывал некоторое волнение от предстоящей встречи. Удивлялся себе, что волнуюсь, как, будто в первый раз иду на свидание. А впрочем, каждое свидание – это в первый раз. Иные люди – иные ощущения.
Чтобы занять себя до встречи я решил взяться за работу. Погрузившись в свои записи и редактируя их, я набирал текст. Работа шла, но в отведенное самим себе время я отложил бумаги и собрался на встречу.
Мы договорились встретиться в парке в центре города, и минут за десять до назначенного строка я уже сидел на скамейке и ловил себя на мысли, что волнуюсь. Я внимательно вглядывался в начало аллеи. Я искал момент ее появления. Она знала, что я жду ее, жду, что она обязательно должна прийти.
Как всегда любое появление становится внезапным. Только ее не было, и вдруг вот она появилась у входа в парк, направляясь ко мне. Увидев ее, я поднялся и пошел на встречу. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву деревьев, играли солнечными зайчиками на ее одежде.
– Привет!
– Добрый день.
– Ты извини, что я без цветов, – выпалил я, – но так всегда себя глупо чувствую в ожидании, держа букет цветов. Не могу к этому привыкнуть. Видимо я и букет вещи не совместимые.
– А надо ли извиняться за несовершенный поступок.
– Но комплекс вины мужчины среднего возраста без цветов на свидании сразу не исчезает. Появляются другие привычки.
– Это, какие – же?
– Например, умение ждать. В молодости я не умел и не хотел ждать. Ждал девушку не более пятнадцати минут. И уходил. Может быть, и неверно поступал, но так было.
– А может быть, девушки были не те, которых хотелось ждать?
– Возможно.
Разговаривая, мы шли по аллее. Вечер был изумительно приятным. Было около семи часов. Время, когда дневная жара, отступает. Легкий ветерок колыхал листья, которые шелестели лениво, словно устав от зноя и вот наступавшая прохлада, давала импульс к движению. Солнце еще пробивалось сквозь кроны, и спасительная тень не давала прогреть воздух. Она предложила присесть.
Вдруг Татьяна сказала: – Расскажи мне о себе.
– Зачем?
– Просто расскажи. Какой ты, каким себя представляешь, чувствуешь? Как живешь? В тебе есть какая – то ненормальная откровенность, чем ты и привлекаешь. Возможно, ты редкий случай удачи судьбы. Твоя жизнь не имеет многих условностей. Ты живешь в мире людей, закрывшись в собственном мире. При этом, располагая к себе, но в тебе нуждаются больше, чем ты в них.
– Ты уже так хорошо меня знаешь?
– Я это чувствую.
– Так что по поводу себя?
– Знаешь до этого момента, не задумывался о том, как жил, как живу, что из себя представляю. Но не хочу сказать, что жалею. Наверное, мне везло в жизни. И в школе и в институте. Тогда хотелось взрослой жизни, хотелось самостоятельности, свободы. Когда получил аттестат, казалось вот начало новой жизни, перемен. Вот она новая веха, полная свободы. Вольная студенческая жизнь. После окончания института, когда получил диплом, то, идя по улице, считал, что вот теперь я начну нормальную, счастливую жизнь. Сам буду решать, что делать и как делать. Теперь понимаю, что счастливая жизнь была именно в тот момент. Это и была свобода. Сейчас о том периоде вспоминаю с ностальгией.
Когда начинается трудовая деятельность, рамки жизни заметно сужаются. В своей жизни мы всегда идем ограниченные рамками, словно забором вдоль дороги. Сначала он сужается и дорога узкая, что приходится его задевать. Это в детстве, когда все только и смотрят, куда пошел, не натворил бы чего. В общем, сплошные ограничения. Подрастаешь и думаешь, что вот я вырасту, и вы мне не будете указывать. Сам себе хозяин. Эх, знать бы тогда, что та жизнь лафа. Главное во время поесть, поспать, сделать уроки. И ты можешь многое просить. Не жизнь, а сказка. Потом с возрастом появляется больше возможностей, и дорога расширяется. Больше возможностей выбора, право на поступки, которые были запрещены, но тут нас и подстерегает жестокая ответственность. Этакая надсмотрщица. Задача, которой, следить, а не перехожу ли я рамки дозволенного и какую кару я понесу, если превышу свои отведенные мне возможности. Стал взрослым, надо отвечать. Лафа кончилась, когда за тебя отвечали другие. Так что тащи свой воз ответственности за свои поступки сам. Это в детстве тебе помогали вытащить телегу из грязи и дотащить ее. Вот и дотащили, а теперь сам милый, сам. Впрягайся и тащи.
А потом снова дорога начинает сужаться. Рамки ограничений все больше и больше сужают твою дорогу жизни. Причем ограничений социальных, семейных. И мы добровольно идем на эти ограничения, зная, что в конце пути, не всегда хочется пить, чтобы было, у кого попросить стакан воды. Но так устроен человек. Ну, а кому удается дожить до глубокой старости, те попадают в те же рамки, что и в детстве. Как в песне «пятьдесят это так же как двадцать, ну а семьдесят так же как десять».
Все это я говорил с улыбкой на лице, пытаясь придать голосу оттенок иронии.