Наедине с собой. Исповедь и неизвестные афоризмы Раневской
Шрифт:
Та торжествующе:
– Поздно, я уже передумала!
Услышав упоминание, что у них с Завадским постоянно идет война, Раневская вдруг задумчиво нахмурилась:
– Скажите, а всякие там конвенции не отменили?
– Какие конвенции, Фаина Георгиевна?
– Ну, военные, по поводу пленных…
– Нет, а почему вы спрашиваете?
– Если я одержу победу, мне же Завадского содержать придется.
Немного подумав:
– Может, проиграть, пусть он меня содержит,
– Завадского излечили от мании величия. Теперь он человек непревзойденной, фантастической, феноменальной скромности.
– Бывает взаимная любовь. У нас с Завадским взаимная нелюбовь. Но мне лучше то, что есть.
Раневская часто опаздывала. Когда у Завадского бывало хорошее настроение, он норовил ее поддеть по этому поводу:
– Фаина Георгиевна, почему вы снова опоздали?
Та невозмутимо:
– Поздно вышла из дома.
– Почему же было не выйти пораньше?
– Выходить пораньше было тоже поздно, голубчик…
Разгневанный Завадский кричит:
– Зла не хватает!
Раневская услужливо:
– Могу одолжить.
– Завадский никогда не ошибается просто так, он совершает ошибки в назидание другим.
Завадский возмущенно:
– Что вы несете отсебятину! Этого нет в тексте!
– Но так лучше.
– Мало ли что лучше?! А каково остальным актерам, если не знаешь чего от вас ждать в следующий раз? Вам вообще нельзя давать роли со словами!
Раневская вдруг с картинной мольбой:
– Умоляю, не дайте погибнуть!
– Перестаньте ломать комедию!
Она, все так же заламывая руки:
– Дайте мне роль фикуса!
– Кого?!
– Вон фикус в кадке, каждый спектакль молча стоит в углу сцены. Отдайте эту роль мне! Ни единого слова.
Завадский пулей вылетел из помещения, чтобы не слышать невольного смеха актеров.
В подобных словесных баталиях он всегда проигрывал и со временем зарекся связываться с Раневской.
Завадский Раневской:
– Я больше не буду вам ничего советовать, вы и без того умная, придумывайте это сумасшествие сами!
– Нет, мне без вашей помощи с ума не сойти!
– Завадский лучший из режиссеров, если не принимать во внимание всех остальных.
– Завадский тоже человек, но он пока об этом не догадывается. Вот слезет с постамента…
Немного подумав:
– Нет, сам не слезет… а сбрасывать жалко, тоже человек ведь…
– Театр начинается с вешалки! – напоминает на собрании Завадский, намереваясь устроить разнос за какой-то недочет в работе гардероба, хотя его, как главрежа, это не касалось.
– У нас он ею и заканчивается, – громко добавляет Раневская.
– Завадский хуже, чем думает о себе он сам, но, возможно, лучше, чем думаю о нем я.
Завадский очень любил устраивать своеобразные лекции-уроки по актерскому мастерству, вернее, своему видению театра.
Раневская подобные мероприятия не любила, считая пустой тратой времени.
В очередной раз заметив, что Раневская с трудом скрывает зевоту, Завадский укоризненно:
– Фаина Георгиевна, я говорю, а вы зеваете!
– Не смущайтесь, я всегда зеваю, когда мне очень интересно.
– Фаина Георгиевна, что бы я ни сказал, вы всегда против! Ну почему?! – восклицает Завадский после очередной стычки.
– Ну почему же всегда? В данном случае я с вами вполне согласна.
На очередное замечание о том, что не мешало бы бросить курить:
– Венера тоже курила…
Завадский озадаченно, после попытки вспомнить хоть одну Венеру-актрису:
– Какая Венера?
– Милосская.
– Кто это вам сказал?
Раневская пожимает плечами:
– А почему же ей мужчины руки отбили?
Завадский со злорадным удовольствием:
– И вам отобьют, Фаина Георгиевна!
Раневскую это ничуть не смутило:
– На памятнике? Пусть отбивают. Только поставьте сначала.
– Завадский больше не выбрасывает свой хлам.
– Почему вы так решили?
– Теперь весь хлам на сцене.
Завадский раздраженно:
– Вы все время выводите меня из себя!
Раневская недоуменно пожимает плечами:
– А зачем вы упорно возвращаетесь обратно?
Завадский:
– Фаина Георгиевна, почему вы меня не слушаете?!
– Чтобы не появилось желание возразить.
– У меня склероз – забываю вовремя проснуться на репетицию. Завадский не считает это уважительной причиной.
Завадский на собрании назидательно:
– Слово не воробей…
Раневская соглашается:
– Конечно! Оно голубь – нагадит, так нагадит!
Завадский с трибуны:
– Наша позиция твердая!
Раневская:
– Но гибкая.
Завадский в гневе во время очередной перепалки на репетиции:
– Фаина Георгиевна, возьмите себя в руки!
– Не могу. Боюсь задушить.