Наемник
Шрифт:
Некоторые знали, конечно. Были охотники на одаренных, защищавшиеся таким образом от плетений. Были ювелиры, которые с ним работали – именно ювелиры, не кузнецы, небесное железо было очень редким и очень, очень дорогим. Эрик невольно задумался, часто ли чистильщики ковали новые мечи – или просто передавали меч от погибшего к новичку? Но откуда обо всем этом знает такой, как Хаук? Бывший охотник? Вот будет странно, если, расставшись с другом – бывшим охотником на одаренных – Эрик окажется телохранителем у другого бывшего охотника. Впрочем, каких только совпадений не бывает…
Воспоминания
Хаук передал медальон дяде.
– Надень. В ворот, так, чтобы касался кожи. И не снимай.
Да, он действительно знает, что такое небесное железо, и зачем оно нужно. Но откуда? Как бы расспросить нового нанимателя половчее?
– Объясни, – хмуро потребовал Гарди.
– Потом. – Хаук бросил быстрый взгляд на Ингрид и Эрика, стоявших рядом. – Просто сделай.
Гарди пожал плечами, всем видом показывая, дескать, чем бы дитя ни тешилось… Надел медальон, сунув под рубаху. Хаук протянул ему цепочку, сплетенную из золота и железа.
– Отдай Аделе и скажи, чтобы сделала то же самое. Представь ей Ингрид…
– Вы позволите? – перебила Ингрид, протягивая руку.
Хаук, явно изумленный, передал украшение ей.
Ингрид провела пальцами по золотому участку, коснувшись «серебряного», заметно вздрогнула. Эрик усмехнулся про себя. Она пять лет проходила с чистильщиками и держать в руках – не просто держать, а сражаться – небесное железо ей приходилось не раз. Или играть в кости, надев браслет из небесного железа – чистильщики, в отличие от остальных одаренных, любили эту забаву, испытание удачи. Обычно одаренные забрасывали кости еще в университете, мало интереса, когда игра превращается в схватку на плетениях. Как бы неприятно ни было лишиться на время дара, чистильщики привыкали к этому. Привык в свое время и Эрик, хоть и пробыл с ними совсем недолго. Привыкла и Ингрид.
– Можете отдавать, она действительно защитит, – сказала она, возвращая вещь Хауку.
– Думали, я вас испытываю? – поинтересовался тот.
– Думала, что вас могли обмануть. Не все ювелиры честны с теми, кто не может проверить сам. И если эту вещь будет носить та, кого я должна охранять, мне нужно знать, действительно ли амулет подействует так, как от него ожидается.
– Благодарю.
Хаук кивнул, перевел взгляд на дядю.
– Гарди?
Тот вытащил из-за ворота медальон, протянул Ингрид, не снимая. Она коснулась его, снова вздрогнув.
– Все в порядке.
Хаук снова кивнул.
– Эрик, а вы можете проверить такие вещи?
– Конечно, – пожал он плечами. – Любой одаренный может.
– Хорошо. Тогда… Гарди, отдай Аделе. – Хаук снова протянул дяде украшение. – Скажи, чтобы носила под рубахой, на коже. Представь ей Ингрид, как я уже просил. Передай, что я догоню вас позже, скорее всего, уже на привале. Остановишь людей отдохнуть, как и договаривались. Ингрид, вы не отходите от моей жены ни на шаг, пока я вас не сменю. Даже если ей понадобится… – он замялся.
– Поняла. Мне опасаться чего-то определенного? – спросила Ингрид. – Или…
– Знал бы я, чего именно опасаться, вы бы мне не понадобились, – фыркнул Хаук. – Спросите у нее сами, в чем дело. Может, что-то поймете. Я пока не понял. Вперед.
Эрик придержал Ингрид стремя, Гарди вскочил в седло сам. Они умчались, догоняя всадников в голове процессии.
Хаук достал еще один медальон, передал Эрику. Тот взял его в руки, скривился, всем видом показывая, как ему сложно даже касаться этакой гадости. Ощущения на самом деле были не из приятных – словно оглох и ослеп одновременно, перевитый разноцветными нитями мир стал серым и плоским. Когда Эрик в первый раз взял в руки небесное железо, выронил его, будто обжегшись. Привыкнув, начал воспринимать как неудобство, не более. Но об этом вовсе необязательно знать всем. Незачем давать повод для неудобных вопросов.
– Фолки, ты тоже надень, – сказал Хаук, передавая украшение.
– Тоже потом объяснишь? – сощурился тот.
– Могу и сейчас объяснить, раз одаренные догадались, в чем дело. Амулет, защищает от плетений. Любых.
– Я думал, это байки.
– Не байки. Особо не радуйся: неуязвимым тебя это не сделает. Скажем, уронить тебе на голову булыжник амулет не помешает. Но под… – он осекся, – поджечь, к примеру, не получится. Или сделать что-то еще, что будет направлено именно на тебя. А теперь поклянись, что никому об этом не расскажешь.
Фолки нахмурился.
– Поклянись, что никому не расскажешь об амулете и его действии, – повторил Хаук.
– С Гарди ты не требовал клятв.
– Потребую, когда мы окажемся наедине. Ну же!
– Клянусь, что никому не расскажу ни о том, что ты дал мне амулет, ни о его предполагаемом действии, – сказал, наконец, Фолки. – Но зачем нанимать тех, от кого ждешь подвоха?
Эрику бы тоже очень хотелось это знать. Но пока стоило придержать язык.
– Не жду. – сказал Хаук. – Но разумная предосторожность не помешает. Теперь возвращайся к остальным. А мы с Эриком немного побеседуем.
Уехал и Фолки. Хаук вскочил в седло. Эрик, мысленно ругаясь, взобрался на своего коня. Деревенщиной был, деревенщиной и остался, так и не привык ездить верхом.
– С чего бы начать… – проговорил Хаук, трогая коня шенкелями.
– С небесного железа, – хмыкнул Эрик, пристраивая своего рядом.
– Это проще всего. Я в приграничье с семнадцати. Думал, сделаю себе имя и поднакоплю денег, подамся в гвардию, куплю офицерскую должность. А там, глядишь, и с титулом повезет, раз уж три старших брата, и на отцовский нечего рассчитывать.
Эрик кивнул. Кроме трех дюжин одаренных, королевский дворец охраняли и пустые. Офицерская должность позволяла примелькаться при дворе, но стоила она немало, да и потом требовала солидных расходов. А наемникам в приграничье хорошо платили. За несколько лет можно было сделать небольшое состояние – если, конечно, переживешь эти несколько лет.
– …Но обзавелся вот этим, – Хаук коснулся переносицы, – и про гвардию пришлось забыть. Оскорбляет, вишь, взоры придворных.
Он помолчал и задумчиво добавил: