Наемники Судьбы
Шрифт:
Рекой лилось вино из серебряных кувшинов и больших прозрачных кубков. Сильфида, памятуя историю с упырями, пить не стала. А диса вообще признавала только пиво, утверждая, что «вино есть прокисший продукт, который воину пить не пристало». Так что оценить качество благородного напитка смог один Аолен.
Веселые, счастливые, позабывшие свою обычную гордость эльфы пытались вовлечь в хоровод обеих девиц, но те отказались.
Энка со свойственной ей прямотой заявила:
– Наши попытки танцевать испортили не один праздник.
А Меридит сдержанно добавила о коровах
Но, несмотря на свое лишь косвенное участие, обе признавали, что праздник удался на славу, и даже вредная Энка не находила повода для критики.
Зато нашел Хельги. В разгар торжества он ненадолго выполз из шатра, посмотрел с галереи на фонтаны и посетовал, что у тамошней рыбы неминуемо приключится морская болезнь.
Спать разбрелись под утро. Энка первая забралась в шатер:
– Ого! Здесь кто-то уже есть!
У самого входа скромно пристроилась девушка, та самая, что хотела научиться летать. Лицо ее было нежно-розовым от смущения, ресницы подрагивали.
– Простите… я ждала вас…
– Это моя знакомая! – пояснила Энка.
Девушка взглянула на нее с благодарностью.
– Я хотела вас попросить… очень, очень хотела попросить…
– Проси, – согласилась Меридит, – за просьбу денег не берут.
– Возьмите меня с собой! – решившись, выпалила эльфийка. – Понимаете, я должна, должна выбраться отсюда. Не могу больше оставаться в этом искусственном, замкнутом мире, ведь совсем рядом другая жизнь! Настоящая!
Энка сочувственно вздохнула. Она вспомнила себя, втиснутую в жесткие рамки Сильфхейма: шелковые платья, вышивание, песнопения, проклятые танцы… И замечания: «Дитя мое, люди приручают медведей, и даже те двигаются изящнее тебя! И не бранись, как демон, это неприлично!»
Она сбежала из дому в тринадцать лет и с тех пор жила как хотела, наплевав на все правила и приличия, – сильная, независимая и свободная. Но не один год прошел, прежде чем она стала такой, и эти годы она старалась вспоминать пореже…
– Тебе сколько лет? – спросила Меридит и тут же покачала головой. Для эльфов семнадцать лет – младенческий возраст.
– О, я не буду вам обузой! – воскликнула эльфийка. – Меня обучали военному искусству, я хорошо стреляю. Я однажды даже видала настоящую битву! И знаете, – она доверчиво вскинула глаза, – наверное, я очень жестокая, это нехорошо… но мне понравилось. Это страшно, но красиво: серебряная стрела пронзает грудь – и сраженный насмерть враг падает с прощальным стоном на устах!
Меридит стало грустно. Она уже слышала речи о красоте войны.
– А если не враг, – сказала она тихо, – и не в грудь, а пониже? И не насмерть? Представь, стрела попадает в живот, и сраженный воин катается по земле, воет и старается ее выдернуть, а там кишки…
Эльфийка растерянно моргнула:
– Как же можно попасть в живот, если целишься в грудь?
– Ну одни вообще не целятся. Палят в белый свет, на кого боги пошлют. А другие целятся именно в живот.
Девушка заметно побледнела.
– Не пугай ребенка, дура! – шепнула Энка. – Подумаешь, кишки. Все привыкают, и она привыкнет.
Меридит
– Мы что, берем ее? Посмотри на нее, представляешь, что с ней будет?
– А ты представь, что будет, если мы ее оставим и она сбежит одна!
– И то верно! – вздохнула диса. – Надо брать, никуда не денешься…
Лицо девушки засияло ослепительной радостью. Если бы не желание выглядеть взрослой, она наверняка принялась бы прыгать и хлопать в ладоши.
– Теперь перейдем к деталям. – Энка села поудобнее. – Ловить тебя не будут?
– Нет. По закону, я еще не могу уйти одна, но, если меня согласятся взять в ученики, никто не вправе препятствовать.
– Уже легче. Тогда иди к себе собирайся, а утром зайдешь за нами.
– Много не набирай, – посоветовала диса, – нужно только легкое одеяло – на первое время, пока не привыкнешь, – хороший плащ, миска, ложка, оружие, какое есть, да и обувь надень поудобнее. Если есть украшения – тоже бери, их всегда можно продать, если что.
– Про вату-то ей скажите! – раздался голос Хельги, вслед за голосом объявился он сам. – А то будете, как всегда, рыскать – где взять?
– Да, – вздохнула сильфида, – вата лишней не бывает. Хорошо некоторым…
Аолен не знал, куда деваться от стыда. Эльфы никогда не говорят вслух о ТАКИХ вещах. Но девушка отважно кивнула.
– Звать-то тебя как? – спросил спригган.
– Аэлле, – представилась та и скрылась.
– Вы ХОРОШО подумали? – обратился Хельги к девицам.
– Угу, – подтвердила Энка, внезапно почувствовав себя очень взрослой и серьезной.
– Ну ладно. А то я подумал, может, вы того… перепили на празднике.
– Но это невозможно! – почти закричал немного опомнившийся Аолен. – Неужели вы не понимаете?! Это хрупкое, нежное, невинное дитя, она не вынесет вашего образа жизни! Она просто погибнет!
– Ерунда! – отрезала Энка. – Все мы были когда-то и хрупкими и нежными. Скажи, Меридит!
– Ну-у… да, – очень неуверенно подтвердила та. Она что-то не припоминала за собой ничего подобного. Разве что в самом раннем детстве, когда ходить не умела.
– Вы совсем другое дело! – не сдавался эльф. – Она же первородная, она создана для иной жизни, более возвышенной и чистой…
– А мы вроде как рылом не вышли? – холодно и грубо перебила диса.
Аолен осекся и замолчал.
Поздним утром они двинулись в путь.
Аэлле сказала правду, ее никто не останавливал, хотя лица провожающих были печальны.
Девушка уверенно вывела спутников к границе земли клана, и компания двинулась на восток, по направлению к реке.
Видимо, по контрасту с эльфийской природой, погода оказалась очень скверной. Голые деревья не спасали от ветра, почва под ногами была топкой и вязкой. Местами тянулись обширные участки кочкарника. Казалось, кто-то специально из вредности расставил на пути замшелые цилиндрические земляные тумбы с таким расчетом, чтобы ногу между ними можно было ставить только боком. Ужасно неудобно! Энка попыталась шагать с кочки на кочку, но они пружинили, подошвы скользили, и очень скоро девица сверзилась вниз.