Наездники
Шрифт:
Она передала Ванечке стетоскоп.
Ванечка склонился к телу мамы. Он долго слушал грудь.
– Я хотела как лучше, – прошептала Верка, совсем не желая, чтобы ее услышали. – Я боялась...
У Верки появилась надежда, может, и пустяковая, но понятная. Они так внимательно слушали маму! А разве врачи будут внимательно слушать мертвого человека? Значит, они думают, что мама еще жива или может ожить.
Ей надо бы подойти поближе, но Верка не решалась.
– Эвакуируем? – спросил Ванечка.
– Ты с ума сошел! – воскликнула Елена.
– Боишься?
– Мы ее не довезем.
– Здесь оперировать нельзя. Мы погубим даже маленький шанс, который пока остается, – твердо произнес Ванечка. Он вовсе не был похож на кролика. Его следовало слушаться.
Он первым подхватил тело мамы под мышки, молодой солдат – за ноги.
Верка хотела бы нести маму, но ее помощи не требовалось. Только когда маму поднимали наверх, Елена помогала мужчинам.
Пасмурный свет снаружи показался таким ярким, что даже голова закружилась.
Реанимационная въехала в открытые ворота и стояла, чуть накренившись, на траве у сарая.
При виде докторов врач «Скорой помощи» кинулся было им навстречу, но Ванечка, запыхавшийся и потный, крикнул ему:
– Там, внизу, человек в коме. Постарайтесь что-то сделать. Вызывайте вторую машину.
Они занесли маму в машину и положили на койку.
Внутри реанимации теснились по стенам и даже на потолке приборы.
Верке не было места внутри, потому что в машину втиснулся еще один доктор.
– Можете дать наркоз? – спросил Ванечка.
– Я – анестезиолог по первой специальности, – ответил доктор. Он был не похож на доктора, слишком черный, усатый и густобровый.
Елена разрезала когда-то прозрачную, а теперь грязную и пыльную оболочку, в которую было закутано мамино тело. Потом принялась резать ножницами платье. Платье было таким ветхим, что расползалось от прикосновения. Доктор-анестезиолог ничего не мог понять и сначала задавал вопросы, но ему никто не отвечал, и доктор насупился и замолк. Он помогал Елене протирать спиртом мамину грудь и живот.
Верка видела все это сквозь щель чуть отодвинутой двери. Но тут она поняла, что сейчас закричит или ее вырвет. Она стала кашлять.
Ванечка услышал, обернулся и очень рассердился.
– Кто позволил девочке здесь находиться? – закричал он. – Вы с ума сошли!
Но никто не признался, что позволил. Потому что никто не позволял, а Верка сама заглядывала в реанимобиль.
– Уходи, Верочка, – сказала Елена.
И Верка закрыла дверь.
Изнутри щелкнуло – может, Ванечка запер дверь на замок.
Верке надо бы уйти, но уйти она тоже не могла. Она так и не поняла, жива ли мама. По виду, по всему она была неживой. Но что тогда они делают?
И Верка приклеилась к двери реанимобиля и старалась уловить звуки, доносящиеся оттуда.
Время тянулось бесконечно. Уехал второй реанимобиль, увозивший Олега. В ином случае Верка бы переживала за него, попросилась бы с ним в больницу, а сейчас равнодушно поглядела в ту сторону и снова приклеилась к щелочке в двери.
Начался дождик. Котяра, который несмело ходил по соседству, сбежал в сарай, под крышу. Стало зябко. Мимо Верки проходили люди: милиционеры, врачи и просто мужчины, но никто ее не заметил – такое уж у нее было свойство.
Вдруг мама закричала.
Крик был нечеловеческий, так люди не кричат – так бы завыла сирена. Звук будто вырвался из-под земли, из глубокого колодца, по которому несся, набирая скорость и мощь.
И Верка кинулась к двери и стала колотить в нее и кричать:
– Мама! Мама, я здесь! Мамочка! Ну пустите меня к ней!
И дверь не захотела больше мучить Верку и, будто бы сорвавшись с засова, отъехала в сторону.
Верка потеряла равновесие и повисла на двери, схватившись за ее край.
Возле самой двери, скорчившись в тесной машине, сидел Ванечка и держал в руках, одетых в перчатки, странный белесый кокон, похожий формой и размером на кабачок. И вид у Ванечки был такой, будто он сорвал этот кабачок с грядки и теперь собирается нести его на кухню.
Стук раскрывшейся двери заставил Ванечку обернуться, но он не смотрел на Верку.
При свете дня Верка четко увидела, что этот кабачок поделен на полоски, словно кто-то примерился ножом, наметил, как будет нарезать его, но потом ушел, забыв о своем деле.
Вдруг кабачок дернулся в руках Ванечки, и тот от неожиданности чуть не выронил его, и Верка ринулась навстречу, чтобы его поддержать. Тут Ванечка увидел Верку и как закричит:
– Назад! Не смей его касаться! Ты с ума сошла!
Он потянулся вперед, чтобы закрыть дверь, но Верка уже не смотрела на него, а старалась через его плечо увидеть маму, нижняя часть лица мамы была закрыта маской, а глаза провалены и зажмурены, и ее длинные ресницы казались стежками черных ниток, связывающих веки.
– Твоя мама ничего не чувствует, – сказала Елена.
– Он оживает, начинается трансформация, – задумчиво и тихо произнес Ванечка.
Тихие слова Ванечки заставили всех посмотреть на кабачок в его руках. И Верка увидела, что у этого непонятного создания появились жвалы – словно небольшие кусачки.
– Спрячем его? – спросил анестезиолог.
Он протянул Ванечке пластиковый мешок.
– Как бы личинке не повредить, – сказал Ванечка.
– Клади, клади, – отозвалась Елена. – Ты ей не повредишь, а вот тебе она повредить может.