Награда за доблесть
Шрифт:
– У него не было счастливых возможностей, - пояснил старый торговец. Помню, он провел два года в полете на двухместном корабле на Сатурн и обратно. Навигатор, с которым он отправился в путь, был сумасшедшим - одним из этих скрытых сумасшедших, - и Макнаб не знал об этом, пока их не стукнуло в середине колец Сатурна. Двенадцать дней без всякой помощи с сумасшедшим на руках Макнаб вел корабль через обломки, пока не смог опуститься достаточно низко, чтобы развернуться и выбраться оттуда. На ручном управлении. В их времена не было автоматической защиты от метеоритов.
–
– охнул я.
– Настоящий подвиг.
– Самый мужественный и выдающийся поступок, который когда-либо совершал человек, и это понимает каждый, кто знает кольца Сатурна, согласился он.
– Но я никогда не встречал каких-либо упоминаний об этом.
– Угу, - сухо ответил Сэм.
– Ты никогда не встречал упоминаний об этом. С изувеченным кораблем и помешанным он вернулся на Землю. Два года нескончаемого, сверхчеловеческого напряжения. О нем было упомянуто в одном параграфе на тридцатой странице газеты.
– Но почему?
– в замешательстве спросил я.
– Так получилось, что в это самое время молодая жена Всемирного Президента попала в скандал - скандал скандалов.
Сэм весело посмеялся своим воспоминаниям.
– Большинство газет принадлежали оппозициям, и скандал не удавалось замять. Макнаб приземлился в тот день, когда были обнародованы новости. Как я говорил, ему была посвящена одна строчка на тридцать четвертой странице.
Он подошел к дверному проему и вновь сплюнул жеваный табак.
– Чтобы не беспокоиться о посадках в правом углу двора, - пояснил он.
– Обычно ветер против меня. Здесь, на Марсе, у нас разреженный воздух, и конечно, он движется вокруг достаточно сильно.
Я ждал.
– Так вот, о Макнабе, - подвел он итог.
– В другой раз он в одиночку изгнал целую банду с Каллисто. Поставил решающую подпись на торговом договоре с Землей. Открыл целый спутник для торговли. Алмазы величиной с твой кулак. Уже одного этого было достаточно, чтоб сделать его знаменитым на всю жизнь.
Об алмазах с Каллисто я знал. Я мог согласиться с ним.
– Только на этот раз отрезал палец сын промышленника по производству солений. Игрушечным ножичком или чем-то еще. Магнат увидел в этом шанс получить великолепную рекламу. Он потратил пару миллионов на отрубленный палец этого мальчика. Миллионы, оставленные в нужных местах, для парней, которые решают, о чем печатать и как все это изображать, чтобы привлечь наибольшее внимание, сынок.
– Вся Земля жила от часу к часу, ожидая отчетов врачей о том, как идут дела. Не будет ли инфекции? Не придется ли отнять всю руку?
– Сэма передернуло от отвращения.
– Объединенная сессия Всемирного Конгресса провела дискуссию, нужно ли менять бинты или нет. Ты всегда найдешь политиканов там, где можно получить рекламу, сынок. Промышленник открыл тридцать семь новых фабрик и все еще не мог справиться с требованием на свою продукцию. Он сделал на этом миллиард.
Мог ли старик разыгрывать меня? Я усомнился. Здесь наблюдались искренность, честное негодование. И к тому же я хорошо знал, что мера героизма определяется возможностью распространения новостей в пространстве или кем-нибудь, думающим, что настало время заставить людей волноваться о чем-либо.
Мне не требовался вывод старого торговца, но он сделал его.
– Макнаб приземлился в день, когда должны были сменить бинты. Все же на сей раз он достиг большего. Он добрался до двадцать девятой страницы, и ему было посвящено два параграфа. Некоторые торговые издания ювелиров расписали историю с бриллиантами, но они даже не подумали упомянуть о Макнабе.
Он вздохнул.
– Дальше шло то же самое, - произнес он.
– Макнаб, возможно, сделал для исследования Солнечной системы больше, чем любой другой человек, живущий и умерший. Но никто даже не слышал о нем. Он всегда приходил в неудачный момент чьей-то чужой гласности. Даже с компаниями, в которых он работал, происходило то же самое. Так получилось, что колеса компаний всегда крутились не в том направлении. Ты играешь в покер, сынок?
– Немного, - ответил я, хотя не видел никакой связи.
– Когда у тебя карты одной масти - не имеет значения, как хорошо ты играешь. Всегда кто-нибудь за столом может обойти тебя?
– Конечно, - засмеялся я.
– Если у меня две пары, другой получает тройку. Если у меня тройка, у него следующая карта. Если у меня...
– То же было и с Макнабом, сынок. И что удивительно, это никогда не озлобляло его. По меньшей мере, это не было видно. Он должен был стать великим человеком, вместо того чтобы водить рейсовые корабли. Но он шел все тем же путем. Удивляюсь таким людям. Возможно, если бы он не испытывал настоящий голод на космос и великие дела... Если в глубине души он не печалился об этом... Я дивлюсь Макнабу, сынок. Сильно дивлюсь.
Он замолчал, уставившись на полку с концентратами. Я подошел к дверному проему и посмотрел на мрачный и однообразный ландшафт.
– Проблема Макнаба, - вновь заговорил мне в спину старик, - в том, что он не рассказывает о себе. Будь он хвастун, тогда, может быть, когда-нибудь, когда в сенсациях была нехватка, за него бы ухватились и сделали героем.
– Может быть, - ответил я.
– Но он не рассказывал. Он был в том рейсе больше двух лет, но я могу держать пари, что он не сказал об этом и пятидесяти слов. Да к тому же, никто из нас, стариков, не любит болтать. Полагаю, ты это заметил.
Я усмехнулся ландшафту и не стал ему противоречить. Я плюнул в обычную сухость двора, глядя на лишайник. Я чувствовал некоторое сожаление и размышлял, как можно сберечь влагу. Лишайник бросился на плевок, как голодная дворняга на сочную кость. Я почти чувствовал, как ои тянет свои листочки ко мне.
Подошел старик и взглянул на поросль.
– Этот был у меня в опале из-за большой жадности, - пояснил он.
– Но, я думаю, он уже достаточно наказан.
– Он внимательно посмотрел на меня. Больше всего ему нравится табачная жвачка, - с упреком произнес он.
– А так как ты даешь ему влагу, похоже, ты мог бы и приправить ее немного.