Находка

Луковка Джейма

Но самыми любимыми находками Анхели, не учитывая пирожное, были пуговицы. Разных цветов и размеров, матовые и глянцевые, металлические, пластиковые, деревянные, стеклянные, обтянутые тканью, кожей, мехом, имеющие гравировки, гладкие, детские, взрослые. Анхели не хранила их в коробке, потому что там терялась их красота. Каждая пуговка имела свой шнурок, который привязывался к найденному же рулю от машины, висящему над окном. Благодаря такому расположению, светящее в окно солнце еще ярче расцвечивало пуговки, а по сокровищнице гуляли яркие блики, преображая ее.

Сегодня было пасмурно и блики не гуляли. Пуговицы не переливались и будто грустили в ожидании солнечного луча. Анхели нежно спахнула пылинки

мягкой кисточкой с каждой пуговки отдельно. Натерла маслом глянцевые, тщательно обработала меховые, семь пуговиц сняла и простирала, чтобы ткань на них очистилась. Просушив их полотенцем, а затем феном, повесила обратно, огладив на прощание. Затем Анхели отправилась к стеллажу с детскими игрушками. Протерла стеллаж, осмотрела игрушки, протерла резиновые и пластиковые, а с плюшевыми отправилась в ванную комнату.

Все музыкальные игрушки Анхели перешивала сразу же после нахождения. Она вспарывал им спинку, доставала музыкальную шкатулочку, а затем вшивала молнию. Выстирав и просушив игрушку, она возвращала на место шкатулку, предварительно проверив батарейки. После этого Анхели подолгу листала телефонный справочник, выбирая имя игрушке. Ей было очень интересно, могло ли такое случиться, чтобы хоть одна из найденных игрушек носила имя своего владельца. Могла ли она угадать? Хоть однажды дать то имя потеряшке, которое носил ее прежний хозяин. Анхели часто задавалась этим вопросом, но знала, что никогда не получит ответа. Когда имя было выбрано, бета доставала свой швейный набор и вечерами вышивала на лапке плюшевых потеряшек их имена, а затем вносила их в перечень.

Так же бета поступала и с пластиковыми игрушками и с резиновыми. На пластике она писала тонким маркером. Выводила красивыми буквами имя и покрывала надпись лаком, затем сушила. Для резиновых игрушек она шила бирочки, где, так же как и плюшевым зверятам, вышивала новое имя. Бирочку она вешала на игрушку.

***

Анхели как раз заканчивала сушку плюшевых игрушек, когда в ее дверь позвонили. Отложив фен и пристроив плюшевого ежика на стиральной машине, бета отправилась в коридор. Посмотрела в глазок. За дверью стояла Лори. Анхели повернула ключ в замочной скважине и отворила дверь. Лори без предупреждения замахнулась и ударила Анхели по лицу. От неожиданности бета упала на пол, схватившись за лицо. Она смотрела на злобно кричащую Лори широко распахнутыми глазами. Она ничего не слышала и лишь расплакалась от обиды. Горько, как плачут маленькие дети, с всхлипами, крупными слезами и с полным непониманием, как с ними могли так подло поступить.

От увиденной картины Лори вдруг замолчала. Она собиралась выбить всю дурь из этой тупицы, которая натравила на нее копов. Из-за ее жалобы она полночи и полдня провела в полицейском участке, объясняясь за ночной шум. Боже, да где это видано из-за глупой вечеринки вызывать копов?! Ну, подумаешь, пошумели немного, выпили, музыку послушали. Да с кем не бывает?

Когда Лори была все-таки отпущена копами домой, она была безумно зла. Масла в огонь добавил еще и Берд, который выхватил ее на пороге полицейского участка и долго рычал о происшедшем. Будто это сама Лори была виновата в том, что их замели копы. Лори вдрызг разругалась с Бердом и до кучи послала его ко всем чертям, совершенно забыв, что это альфа устроил ее на работу. Берд, конечно, такого не стерпел и мигом выпалил, что Лори уволена и сама может катить ко всем чертям. Переехала называется! Устроилась! А во всем виновата эта бета.

Лори неслась домой на всех порах, желая забить тупую дуру до полусмерти за ее выходки. Позвонив в дверь тупицы и дождавшись, когда та ее откроет, она без предупреждения замахнулась и врезала от всей души. Тупица свалилась на пол, а Лори гневно поливала ее грязью, обвиняя во всем на свете. И в тупом звонке в полицию, и в том,

что она, Лори, теперь без работы, и в том, что теперь ей не на что жить, и в том, что снова придется вернуться в родительский дом в тот вонючий городишко, и даже в том, что Анхели тупая дура, идиотка, шизоидная и вообще бета. Но она резко оборвала свою речь, когда Анхели расплакалась как дитя. В голос, размазывая слезы и сопли по лицу, держась рукой за ушибленное место. Из ее глаз катились огромные слезы, она некрасиво кривилась и громко всхлипывала. От этих всхлипов у Лори вдруг внутри все в узел завязалось и самой хоть реви. Она и не заметила, как намокли и ее собственные глаза. Девчонку вдруг стало до боли жалко. Бета ведь, что с нее взять? А как она живет-то одна? У нее, у Лори, хоть башка варит. И работу она новую найдет и деньжат одолжит и устроится потихоньку. А эта? Бетой ведь и останется.

Лори о бетах знала совсем немного, только общую информацию. Беты рождались нечасто и жили изолировано. Единицы из бет имели право жить самостоятельно, но омеге их видеть никогда не приходилось. Лори знала, что беты это несостоявшиеся омеги. Рожденные без запаха, слабоумные, глупые как маленькие дети, не имеющие течек и как следствие не имеющие возможности размножаться. Бет редко растили в семьях, для них существовали специальные интернаты, где их обучали какому-нибудь делу. В восемнадцать лет бет перевозили из интерната в общежитие при какой-нибудь фабрике или заводе, где те трудились и могли приносить хоть какую-то пользу обществу. В возрасте сорока пяти лет бет снова переводили, на этот раз в дом престарелых, где они заканчивали свою жизнь в течение ближайших пяти, максимум десяти лет. Лори помнила еще со школьных уроков, что продолжительность жизни бет крайне мала. Долгожителями среди них считались те, кто достигал порога в шестьдесят лет, но таких во всем мире по пальцам можно сосчитать.

– Ну ладно, ты чо? – Лори вытерла собственные глаза блузкой, отерла рукавом нос и присела возле Анхели. – Ну, будет тебе, не реви. Ну, разозлилась я немного. Прости. Сильно болит?

Анхели, громко всхлипывая, покивала, слезы непрекращающимся потоком продолжали течь из ее глаз. Она смотрела на Лори обидчиво, непонимающе. Соседка же выглядела растерянной. Она с минуту сидела на корточках перед Анхели, соображая, что делать. Злость на нее прошла, будто и не было, только жалость осталась. Она отбросила свою сумку в сторону, скинула обувь и прошла в чистенькую квартиру соседки. Мельком глянула в сторону открытой двери, ведущей в комнату, уставленную всевозможными шкафами и стеллажами. Нашла кухню, осмотрела морозилку, вытащила из нее небольшой кусочек мороженого мяса и вернулась обратно.

– Вот, приложи, – она убрала руку Анхели и сама приложила ледышку к покрасневшей щеке. – Синяк точно будет, – покивала она. – Бью я на совесть. Прости. Простишь меня?

– Да, – со всхлипом ответила Анхели, морщась от холода и глядя прямо в глаза соседки.

– Я разозлилась из-за полицейских, – объяснила Лори. – Из-за твоего звонка мне пришлось пол суток проторчать в участке. Еще и с альфой своим разругалась и работу потеряла. Где мне теперь денег взять, чтобы за квартиру заплатить? А все из-за твоего звонка.

– Нет, не из-за звонка, – покачала головой Анхели. – Я не виновата. Ты шумела. Музыка шумела, и твои гости шумели. Я спать хотела. Ночь ведь была. Я ночью сплю. Все ночью спят. А ты мне спать мешала. Я ведь просила тебя, а ты не хотела. Я на помощь позвала.

Лори вздохнула. Дура не дура, а ведь права. С другой стороны… Да что уж теперь. Все потеряно и виновата не дурачка соседка, а сама Лори, хоть и не хотелось этого признавать.

– Хочешь меня ударить в ответ? – спросила Лори, серьезно глядя в глаза. – Я, получается, ударила тебя ни за что, значит, ты должна ударить меня.