Накануне, или трагедия Кассандры
Шрифт:
Фон Б. довольно подробно и откровенно рассказывал о своем участии в советско-германских переговорах 15–21 августа. По его словам, именно Молотов, явно действуя от имени Сталина, предложил заключить пакт о ненападении. Гитлер был в восторге от предложения Молотова, переданного ему 16 августа через графа фон дер Шуленбурга и Риббентропа. В тот же вечер Гитлер сообщил, что безоговорочно принимает советское предложение. Риббентроп всячески торопил Молотова, так как приближался день 1 сентября — день нападения на Польшу. Вечером 19 августа граф Шуленбург молнировал о согласии Советского правительства принять Риббентропа в Москве. В тот же день Молотов вручил фон дер Шуленбургу проект пакта о ненападении. Граф фон дер Шуленбург, выезжая из Кремля, был на седьмом небе. Фон Б. намекнул, что ему известно, что
Подчеркнув, что он считает меня своим другом, Б. доверительно заявил мне, что, когда Гитлер 22 августа собрал в Оберзальцбурге высший военный совет и сообщил ему о пакте с Россией, Геринг исполнил дикий танец на столе. Фон Б. добавил, что польское правительство само вырыло себе могилу, наотрез отказавшись пропустить по своей территории русские войска и тем подорвав намечавшийся советско-англо-французский военный союз против Германии. Это отлично понимал и Ллойд Джордж…
В полдень 23 августа фон Б. был в свите графа фон дер Шуленбурга, встречавшего в московском аэропорту Риббентропа. Германская делегация прилетела на двух огромных „кондорах“. Вечером Сталин и Молотов приняли Риббентропа в Кремле. На трехчасовом совещании Сталин подчеркнул, что не намерен таскать каштаны из огня за Англию. После перерыва встретились вновь, поднимали тосты за полночь. Риббентроп рассказал Сталину берлинский анекдот: поскольку ему, Сталину, больше всего не по нутру капиталисты, английские лавочники и дельцы Сити, то он еще станет членом антикоминтерновского пакра. Сталин на это улыбнулся „довольно кисло“.
Фон Б. рассказывал, что Сталин якобы произнес тост за фюрера: „Я знаю, как велика любовь германской нации к фюреру. Поэтому я хочу выпить за его здоровье“. Молотов якобы поднял рюмку за Риббентропа. Все вместе якобы пили за новую эру в германо-советских отношениях. Риббентроп — он не дурак выпить — пил за здоровье Сталина, за Советское правительство, за мир между Германией и СССР. Прощаясь, Сталин заявил, что готов поручиться честным словом, что лично он никогда не нарушит пакт. По настоянию Сталина была снята преамбула к коммюнике, в которой превозносилась германо-советская дружба. Сталин, по мнению фон Б., гораздо больше заботился об общественном мнении в своей стране, чем Гитлер.
25 августа фон Б, с радостью узнал, что маршал Ворошилов прервал московские переговоры с англичанами и французами. Их военные делегации вылетели из Москвы. По мнению Черчилля, которого, фон Б. чрезвычайно уважает, макиавеллистское, с точки зрения многих, решение Сталина заключить договор с Гитлером являлось в ситуации 1939 года в высшей степени реалистическим. Не дождавшись конструктивных шагов от англо-франко-польской дипломатии, Сталин одним ударом превратил этих горе-дипломатов в политических банкротов. Это признает и Черчилль. Рузвельт, узнав заблаговременно о германо-советских переговорах от своего посла в Москве, напрасно пытался уговорить англичан, французов и поляков пойти на соглашение с Советским Союзом.
Едко издеваясь над американским президентом, фон Б. сказал, что немцам отлично известно, что Рузвельт еще 5 июля пытался предупредить Сталина против соглашения с Германией, уверяя, что, если правительство Сталина пойдет на такое соглашение, то с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день, Гитлер нападет на Советский Союз, как только победит Францию.
Фон Б. жаловался, что многие деятели нацистской партии застигнуты врасплох германо-советским договором и неправильно понимают era, протестуют против „сговора с иудо-масонскими нелюдьми“.
18 сентября русские войска встретились с немецкими войсками под Брест-Литовском.
„Под тем самым историческим Брест-Литовском, — торжествующе сказал мне фон Б.,- в котором 23 года назад мы заключили мир между нашими странами! Символично, не правда ли?“
Наш разговор мы продолжали, покинув номер в „Арагви“, в машине фон Б.
„Я должен со всей откровенностью сказать, — заявил мне фон Б., — что ваш Сталин почти без единого выстрела получил больше, чем получили мы, потеряв в Польше 45 тысяч офицеров и солдат! Это не только мое мнение, мнение фон дер Шуленбурга и Риббентропа. Это мнение фюрера“.
В Берлине с большим удовлетворением узнали о речи Молотова 31 октября на сессии Верховного Совета, в которой он заявил: „Правящие круги Польши немало кичились „прочностью“ своего государства и „мощью“ своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора…“ Особенно понравились в Берлине такие слова в этой речи: „Правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов, против гитлеризма… Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой… Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за „уничтожение гитлеризма“, прикрываемую фальшивым флагом борьбы за „демократию“…“
Выполняя полученное задание, я спросил в удобный момент, каково отношение фон Б. и его коллег лично к Сталину. Я в точности запомнил его ответ. Вот он: „Что Сталин великий человек — для всех очевидно. Чемберлена и Даладье фюрер называл „червячками“, но Сталина он уважает. Более того, он молится, чтобы провидение даровало Сталину долгую жизнь. Вы, конечно, понимаете, как важно для Германии не воевать на два фронта. А случись что-либо со Сталиным, новое Советское правительство могло бы порвать наш договор! Вот почему мы, немцы, вслед за рождественским посланием фюрера Сталину, желаем вашему вождю многие лета! Сталин — блестящий политик и стратег! Буду до конца откровенным — напав 30 ноября 1939 года на Финляндию, он поставил нас в тяжелое положение. Он понимал, что наши руки связаны Западным фронтом. А ведь с Финляндией нас, немцев, связывала давняя дружба! Но мы принесли финнов в жертву, ибо превыше всего ценим дружбу Сталина! В те дни, когда даже Муссолини призывал к миру с западными демократиями, пророчил фюреру поражение в войне и предупреждал его против сговора со Сталиным, именно в союзе со Сталиным черпал фюрер силу и уверенность! И разумеется, мы бесконечно благодарны ему за миллионы тонн хлеба и нефти, за хром и марганец. Конечно, Сталин ничего даром не дает, в обмен получает станки и военные материалы, включая образцы новых самолетов — Me-109 и Ме-110, Ю-88, танков и пушек…“
„Сталин, — добавил фон Б., — отлично понимает плюсы и минусы договора с Гитлером“. В конце 1939 года фон Б. присутствовал на советско-германских торговых переговорах, во время которых Сталин, разволновавшись из-за немецкой прижимистости, закричал, что Советский Союз, оказывая немцам громадную услугу, потерял много друзей, наделал себе много врагов в мире и потому вправе рассчитывать на наибольшее благоприятствование!
Как было запланировано, я повез фон Б. к женщинам, где он уже не вел политических разговоров… В 2.10 я расстался с ним у Никитских ворот, передав ему подготовленную „дезу“ — дезинформацию.
Моя следующая встреча с фон Б. состоится 9 мая. Мы по-прежнему будем встречаться в театрах. Я обещал показать ему „Фельдмаршала Кутузова“, „Надежду Дурову“, „Собор Парижской богоматери“, „Дворянское гнездо“, „Анну Каренину“. Прошу обеспечить билеты…
О постановке Эйзенштейном оперы „Валькирии“ в Большом театре фон Б. сказал, что Эйзенштейн испортил Вагнера своими „еврейскими штучками“…“
Из донесений секретного сотрудника „Кармен“:
„4 мая 1941 года. Как уже сообщал источник, посол США Штейнгардт снял и в настоящее время меблирует большую дачу под Москвой. По заявлению его жены в разговоре с Генри Кэссиди, начальником бюро агентства Ассошиэйтед пресс, дачу посол снял потому, что уверен, что Германия скоро, этим летом, нападет на СССР и будет бомбить Москву. Следуя примеру жены посла, почти все сотрудники посольства отправляют свои вещи багажом в США. Многие запасаются продуктами питания, покупая их в Финляндии.