Нам бы день продержаться. Дилогия
Шрифт:
Плиту приходится отодвигать всем. Мы подсовываем под ее край бревна от системы и еле-еле откатываем в сторону на столбах. Двое моих солдат охраняют «КамАЗы» и подступы. Остальные ворочают плиту, закинув автоматы за спину. Я связываюсь с Федей на сопке.
– Сопка! Я Земля-один! Прием! – вызываю группу поддержки на горке.
– Я – Сопка! На приеме – прием! – слышу ответ с возвышенности. Наш разговор слушают остальные по обусловленной частоте.
– Сопка, я Земля-один, как только увидишь движение к тебе техники от руин, заводи «мыльницу» и оставь с включенным движком. Подпруги затянуть. Трензеля вставить. Сторожить шоссе. Наливник пропускаешь. Прием!
– Я Сопка! Вас понял – прием!
– Конец связи! Прием!
– До связи!
Когда я прохожу в открытые двери склада АТВ и НЗ и вижу, что там в нем
– Твою мать! Виктор Иваныч! Ну не ху-ху себе склад НЗ! – поражаюсь я и чувствую обиду за свою «никому не нужную» заставу. Два пулемета ПКМ нового образца, автоматы с подствольниками ГП-25, СВД, целый ТЗК, бинокли, маскхалаты типа кикимора и леший, берцы, амуниция, патроны, гранаты, ПББС под АК, выстрелы, ящики с тушенкой, фаршем, сгущенкой, сухарями, повидлом, маслом, консервами, медикаменты, новенькая форма, белье, тент на «УАЗ», палатки, спальники, альпийская снаряга, масксети… На отдельном стеллаже две снайперские винтовки. Одна со странным толстым дулом и больше похожая на автомат. Вторая на сошках, с большим и длинным стволом, на конце которого прямоугольный тормоз-компенсатор размером с полмагазина от моего автомата. Эта винтовка скорее напоминает мне противотанковое ружье времен Великой Отечественной войны. Прапорщик мгновенно скидывает свою рвань и тут же переодевается и разбрасывает пакеты с формой своим бойцам. Смотреть на них голых, раздетых и израненных страшно. Я отворачиваюсь. И выхожу наружу. Прапорщик выбегает за мной, на ходу застегивает новенькую портупею с пистолетом Стечкина на ней в кобуре. За спиной автомат без рожка. Останавливается возле меня и ждет моих указаний. При этом он разворошил упаковку патронов и заряжает магазин пистолета, не глядя на свои руки и пальцы. Я смотрю на «стечкина» с завистью.
– Виктор Иваныч, делаем так, чтоб не гудеть зря. Заводим все три машины одновременно. Грузовик и «УАЗ», не ожидая прогрева двигателя, – сюда к двери. Движки не выключаем. И грузим все подряд, но сначала оружие, боеприпасы и медикаменты. Что не влезет, обливаем бензином и спалить на хер. Пока грузим АТВ, то «КамАЗ» с цистерной под твоей рукой и с твоим «раненым» вон за ту сопку. Солдатику неопытному с ним не управиться. Там мои бойцы и «ГАЗ-66». Ты дорогу к нам знаешь? Да там и не свернешь никуда! И не ожидая нас, прешь вперед по грунтовке без остановки. Мы тебя все равно догоним с твоими пятью тоннами за спиной. Только не спеши, Виктор Иваныч, там серпантин тяжелый, повороты крутые и пропасти почти в километр глубиной. Если занесет, то мало тебе не покажется. И сам угробишься, и нам не поможешь ничем. Водитель на «уазик» и «КамАЗ» есть?
– Найду, – коротко бросает прапорщик. Оружие грузим все. Бегом, не жалея себя. Бойцы в кузо-ве таскают наши богатства и матерятся. Тяжелые ящики, но с ними нам будет спокойнее. Огромный, по сравнению с «ГАЗ-66», «камазище» с тентом вбирает в себя все накопленное старшиной имущество, как пылесос. «КамАЗ» скрипит сочленениями от веса нагружаемого нами имущества. Мы еле ползаем, но все же не оставляем в складе ничего, даже огнетушители и керосинки закидываем в кузов машины. Ящик с пустыми магазинами и патронами закидываем последним. Солдаты стоят в кузове у края, держась за борта и железные стяжки брезента. Я прыгаю в «уазик». Раненого бойца увез с собой старшина на бензовозе. «УАЗ» срывается с места, глохнет при переключении передач, заводится снова, водитель матерится за свою неуклюжесть, но навыки быстро восстанавливаются.
– Двойной выжим и перегазовка, если надо, – на всякий случай напоминаю ему то, чему его учили-.
Мы уносимся вперед к бурелому на повороте, сажаю в открытый «УАЗ» свою боевую тройку. За нами медленно покачивается и набирает скорость загруженный оружием и НЗ грузовик.
– Сопка, я Земля! Как у тебя? Прием.
– Я – Сопка. Земля – вижу вас. Пока чисто. Слышим движение по трассе. Чужие. Пока не видим. Ждем. Прием.
– Сопка – я Земля. Рубеж не покидать – ждать меня. Наших из «КамАЗа» – сажай на лошадей, и за наливником по дороге – галопом! Движок завел? Как понял? Прием.
– Земля – я Сопка. Мотор прогрет. Все путем. Прием.
Я останавливаю свой «джип» на повороте и перекрываю асфальт. Бойцы изготавливаются в сторону шума мотора или моторов. Гранатометчик приседает у колеса на колено. Шумы на трассе сливаются с рыканием дизелей наших машин и «УАЗа» с «газоном». Грузовик тяжело заходит в поворот грунтовки.
«Ну, быстрее, быстрее», – подгоняю его мысленно я; если он успеет проскочить за поворот на подъеме, который не видно с дороги, то есть шанс удрать. Хотя шлейф пыли, поднятый машинами, и свежая следовая дорожка от колес грузовика выведут тех, кто пойдет за нами на заставу. Грузовик вкатывается за сопку. Приостанавливается. Из него сыплются горохом шесть моих солдат и разбирают и отвязывают лошадей. «КамАЗ» ревет, сдвигая с места нашу добычу в своей утробе, и набирает скорость. За ним, подгоняя коней и пятками, и чем придется, гонятся конники. Мы прыгаем в «УАЗ» и убираемся с дороги к «газону».
– Федя! – ору я и машу рукой. – Уходим! Быстрее! – Теперь мы внизу прикрываем сопку, по склону которой стремглав бежит моя огневая группа и волочет на себе оружие и боеприпасы.
Шум за поворотом нарастает. Солдаты прыгают с разгона в заранее открытый борт «мыльницы» и зашвыривают тяжелое оружие и коробки. Федя жмет на газ, не щадит сцепление при переключении передач, рискуя его сжечь. Двигатель ревет, разгоняя шишигу. Борт закрывают на ходу. Мой «джип» срывается с места в тот момент, когда я замечаю знакомый конус БТР, выезжающий из-за поворота шоссе. Но люди в бронетранспортере видят только пыль, оседающую после моего «УАЗа», на непримечательной грунтовке. Наверно думают, что ветер поднял шлейф завихрений между сопок. За нами никто не гонится.
– Газу, газу, газу! – бросаю я водителю. И оборачиваюсь на своих солдат, напряженно сидящих сзади. Они на меня не смотрят. Все развернулись назад и держат оружие в руках, готовые открыть огонь, несмотря на то, что нас швыряет на ухабах безжалостно, как картошку.
«Пленный! Е-мое!» – вспоминаю. Он же в «КамАЗе» с бывшими узниками. Прибьют ведь. А мне б его допросить. Кто там на БТР разъезжает по трассе? Узнать надо у Фариза. Ничего, ему полезно будет пообщаться с бывшими заключенными, если выживет. Заодно и бойцов старшины проверим на выдержку и говнистость. Главное – до заставы доехать. Утро вступает в свои права, и я вижу, как солнечные лучи освещают снежную шапку Кушака. Семь утра. К девяти въедем на нашу территорию, прогнозирую я и начинаю дремать, болтаясь, как кукла, на переднем сиденье автомобиля.
На одной из колдобин меня подбрасывает так, что коленка сильно бьется о корпус машины. Больно неописуемо! Так, что стону тихонько сквозь зубы, чтоб никто не услышал. Водитель услышал.
– Извините, товарищ лейтенант, но дорога тут у вас – не асфальт, – вежливо выражается он о наших ухабах и подпрыгивает на очередном горбе после ямы, – а надо быстро, а то догонят еще, – поясняет он.
– Что, в яму неохота? – Водитель замолкает и хмурится. Нагрубить он не решается, но ему неприятны воспоминания плена. А послать меня тоже неверно, я ж их вроде как оттуда вытащил со своими «опричничками». Дорога, по которой мы едем за «газоном», становится все опаснее. Двухколесная колея. Слева – почти вертикальная скальная стена горки, которую огибает дорога, плавно обходя ее дугой поворота. Справа – обрыв метров на сто, не меньше, в глубину и шириной метров пятьдесят. За обрывом нагромождения камней, горок, ям на холмистом и рваном плоскогорье. Если там посадить огневую группу, то она задержит даже танки на узкой дороге, а сама будет практически недосягаема из-за отсутствия авиации у преследователей. Если они, конечно, сунутся. До заставы совсем недалеко, примерно километра два. Хлопаю водителя по плечу и машу рукой.
– Тормози! – Мои бойцы переглядываются. Связываюсь по рации с Борей. – Газон! Я Первый! Срочно Второго на связь! Ответь – прием! – посылаю к дьяволу все ограничения.
– Второй на связи, прием! – отвечает динамик голосом Бори.
– Второй, трубу, машинку и прицел с Файзуллой, как приедут, – на шишигу и по кушаковскому краю Юлинской щели, пусть едут по целине вдоль дороги. Пока меня не увидят. С собой два БК и сухпай с водой. Вид наряда секрет-засада. И такой же наряд с групповым оружием на левый 11–12. В конном порядке. Как понял? Прием! – Труба – это РПГ, машинка – ПКМ, прицел – снайперка, вот и весь шифр наших переговоров. Юлинская щель с кушаковского края – это ущелье, вдоль которого извивается дорога с одного края, прижимаясь другим и обвивая собой подножия сопок.