Шрифт:
Александр Кабаков
Нам не прожить зимы
(Впервые напечатано в "Ъ")
Подъехав к гостинице, автобус вздрогнул на последнем ледяном наросте и остановился. В вестибюле гостиницы стояли какие-то ребята в коротких куртках и огромных меховых шапках. Сергей сначала принял их за поклонников, но оказалось, что местные фарцовщики, один подошел и предложил продать "всю фирму, что на тебе, за полторы штуки, здесь больше никто не даст". Сергей молча обогнул его, в лифте закрыл глаза, закружилась голова, стало познабливать - не хватало еще в этой дыре простудиться, под самый конец довольно противного и не слишком выгодного чеса по Уралу.
Номер в облицованной гранитом, сталинской добротности
По гостиничным коридорам шлепали командированные с кипятильниками и кефиром. Снизу, из ресторана бубнила бас-гитара и кто-то верещал. Сергей с омерзением узнал свой же позапрошлoгодний шлягер. На нем, собственно, и выплыл и сделал всю игру. Фирменный его знак, с которого - без пения, только мощная заставка на "Ямахе" - и сегодня начинается концерт. Надо менять заставку, подумал Сергей, эта уже не вяжется с новой программой, сразу придает ей понтярский, неискренний тон.
В ресторане загрохотало особенно лихо и стихло, стал слышен смех, выкрики.
Группа собралась в самом большом номере, в двухкомнатном люксе, который, как обычно, заняли Игорь и Геночка. Игорь сидел в кресле у телефона и названивал куда-то по своим директорским делам. Хозяйственный Геночка уже прекрасно накрыл стол - и салфеточка чистая, и, коньячок, и бутербродики нарезал элегантнейшие из плавленного сырка, каких-то огурцов маринованных буфетных и прочего подножного корма...
– Что, не видишь, стакан сейчас. упадет?
– грубо сказал Игорь, прикрыв трубку.
– Вижу, милый, я все вижу, у меня не упадет, - кротко ответил Геночка, и Сергея, как всегда, передернуло и от грубости и от кротости. К этому семейному быту он привыкнуть не мог никак, хотя работали вместе уже больше года. Наверно, стоило бы избавиться от известных всем филармониям "голубых", но Игорь - гениальный директор, он увеличил цену Сергея втрое, а лучшую соло-гитару, чем Геночка, вообще найти нельзя. Уж если сам Леша Макаров, при его-то возможностях выбора, возил эту пару в своем "Поп-Олимпе" пять лет и даже отмазывал их от каких-то очередных неприятностей...
Остальные ребята молча покуривали в ожидании мира и ужина, приткнувшись кто на подоконнике, кто на кровати, кто на диванной подушке, сброшенной на пол. Угрюмовато глядели - устали все за эту поездку дико, в межобластных "Яках" сдавливало колени, на полу в аэропортах чавкала грязь, в артистических сновали огромные тараканы, а залы были полупустые, сонные, два ряда местных фанатиков с понтом рвались к сцене, менты их равнодушно отталкивали и время от времени, в перерывах между песнями, в матюгальники объявляли, что "администрация предупреждает, танцевать в зале нельзя, нарушители будут удаляться". После концертов смотрели из автобуса, в пятиэтажках горели все окна, народ лип к телевизорам в надежде, что скажут точную дату появления колбасы без талонов, но говорили всякую муть про никому не нужную свободу, а народ все равно ждал, и отвлечь его от этого ожидания никакой рок не мог - даже основанный на национальном мелосе. В Свердловске дико поругались Валерка и Женя, Сергей едва не остался сразу и без барабанщика, и без второго
Игорь положил трубку и подошел к Сергею.
– Слушай, Серега, - сказал он вполголоса, по обыкновению оглядываясь по сторонам, будто опасаясь шпионов, директор есть директор, - тут в гостинице питерские живут, камерный состав. Они по лекторию приехали в дэка тракторный. С ними сейчас Лиля Панарина играет, знаешь ее?
– Знаю, конечно, - Сергей попытался поймать взгляд Игоря, но это, как всегда, не удалось.
– Я ее в Гнесинке как-то слушал. Ну и что?
– Да понимаешь, - Игорь все так же бормотал чуть слышно.
– Мы тут с ней пересеклись в вестибюле, она меня еще по Росконцерту помнит... Говорит, что твоя поклонница, зашиб ты ее душу своим голосишком, мечтает познакомиться... Я думаю, позвать, может?
– Зови, - Сергей пожал плечами.- Все лучше, чем на ваши рожи смотреть.
Тут Геночка пригласил к столу, Сергей сразу налил себе полстакана чтобы прогреться, простуда все же маячила где-то поблизости, хотя и отступила после душа и в тепле, - а потом уж не пить. Дрянной азербайджанский коньяк проскреб по горлу, но свое дело сделал: снизу в грудь пошло тепло, голова стала легкой, в носу просохло. Сергей отвлекся, заговорили о новой электронике, которую сдавали "Иноземцы", полный комплект "Ямахи" и недорого, за сорок штук можно было бы взять... Но тут открылась дверь, и все заткнулись. Лауреат международных конкурсов в Варшаве, Париже и Вене Лилия Панарина явилась во всей славе своей - в экзотике черных кудрей, тускло мерцающих цыганских глаз, лилового шелка на маленькой, зато круглейшей заднице и золотого шелка на дивно отлитом бюсте. Все это так не вязалось с "ливайсами", "адидасами" и длинным хайром сидящих в комнате, что почувствовал даже Игорь, маячивший позади гостьи - смущенно хихикнул:
– Вот, ребята, кого я привел...
Но гостья справилась быстрее всех - Сергей потом привык к ее умению справляться со всем, от гриппа у домочадцев до дамочек в иностранном отделе концертного объединения.
– Можно с вами выпить, ребята?
– И жестом опытнейшего человека откуда-то из-за спины на стол бутылку прекрасного, любимого, молдавского. И Сергею: - Ну, вот и сбылась мечта. Любимый певец, звезда... Теперь могу всем говорить, что знакома...
Часа через два расчехлили маленькое электропиано, и Лиля, осторожно примериваясь, села за него и сыграла нечто пенистое, неуловимое, все время переползающее через край, и умоляюще глянув на Сергея начала его коронный хит, но без всякого ритмического подстегивания, классически. Сергей подошел поближе и вступил, она к концу подпела, и ребята тихонько, а из соседнего номера сначала стучали, но потом перестали, поняв, видимо, что больше никогда не услышать бесплатно Сергея Кольцова с таким аккомпанементом.
Она пела, как всякий профессиональный музыкант, точно, но невыразительно, и именно в сочетании с задыхающимся хрипом Сергея в этом был какой-то дополнительный кайф, который все почувствовали. "...Покрыт имперский град чухонскими снегами. Застывшие дымы, умолкшие дома, Огни в окне горят нестертыми слезами, Нам не прожить зимы, нам не сойти с ума..."
Лиля взяла аккорд, как бы собираясь на большой проигрыш, - и бросила, закурила. И Валерка шепнул Сергею: "Похоже, готова. Вот такой-то бюст на родине героя, a?"