Нам нужна великая Россия
Шрифт:
– Что ж. Нечего и ожидать, что горстка солдат будет держаться героями на виду у миллионного города. Необходимо действовать, причем действовать незамедлительно, - наконец сказал Петр Аркадьевич.
– Но как? У нас совершенно нет сил, на которые следует положиться. Лучше дождаться здесь, собрать кое-какие припасы, возвести баррикады. Нижние чины уже заваливают бревнами и всяким сором окна и двери. Этак мы сможем продержаться до подхода основных сил, - возразил Занкевич.
Гучков обещал, что все совершится быстро, максимум - в четыре дня. Как он сообщило недавно, уже ведутся постоянные разговоры со Ставкой. Все они должны оставить
И в этакой-то обстановке ожидать успеха от какой-то там активности горстки солдат? Помилуйте, да они же разбегутся! Да у них, в конце концов, по пятнадцать патронов на винтовку! А сейчас, верно, и того меньше! Какие активные действия? Ну какие?!
– Мы, - Столыпин словно бы ответил на этот вопрос.
– Пойдем в самый центр восстания, туда, где сможем не дать восстанию стать настоящей революцией. Двинемся двумя колоннами. Одна - все силы, что сейчас в Зимнем, городовые, жандармы, казаки. Вторая - силы Кутепова. И так мы очистим всю набережную и окрестные кварталы...
Занкевич мысленно представил карту Петрограда. Если идти от Зимнего по набережной...Куда? На запад не получится, там восставших практически нет...На восток? Это же...
– Дума?
– с некоторым удивлением спросил Михаил Ипполитович.
– Именно. Сейчас вокруг нее собираются все силы.
Столыпин сжал кулаки. В который раз он, в общем-то, сторонник парламента, сталкивался с думской оппозицией. Но ведь он дал им шанс работать дружно, плодотворно, - так нет! Снов! И кто? Снова Гучков, снова левые! Словно бы самой судьбой ему было суждено вновь с ними столкнуться.
– Но...
– Занкевич пожал плечами.
– Общественное мнение сейчас на стороне депутатов, и борьба с ними повлечет настоящую революцию.
– Общественное мнение, возможно, с ними. Да только не все общество - русский народ, - покачал головой Столыпин.
Хабалов и Балк молчали. Они, кажется, вовсе потеряли нить происходящих событий, и полагались теперь на волю провидения. Только Занкевич еще отдавал себя хоть какой-то отчет. Но на то он и был боевым офицером, попавшим затем на штабные должности, чтоб совершенно не теряться в пылу сражения.
– И еще. Вспомните присягу. И соответствующие статьи Свода о преступления уголовных. И все Вам станет ясно, уж поверьте, - Столыпин, похоже, наконец-то обрел полную уверенность в себе.
В ту минуту он выглядел неприступной глыбой, как когда-то на думских дебатах. Петр Аркадьевич вскочил на любимого "конька" и обрел какое-никакое, а душевное равновесие. Теперь он знал, что следует делать, - и он это сделает, несмотря ни на что.
– Это же самоубийство, лезть в самое пекло, пока не подошли основные силы! У нас нет необходимого порыва! Все-таки у нас запасные части, а не "пожарная команда" Деникина или того же Каледина! "Железных" солдат у нас нет!
– Ну так и с той стороны не германские окопы, Михаил Ипполитович. А припасы...Натиск...Что ж, придется идти быстро, не впадая в панику, не сдаваясь. И толпы отхлынут, на то они и толпы. Пока еще они не почувствовали полной безнаказанности, у нас будет шанс на победу.
Занкевич молчал. Наконец, он произнес:
– Я сделаю необходимые распоряжения.
Сказал он это тоном простого исполнителя, ничуть не охваченного одним порывом со Столыпиным.
– Уже делается. Но, если считаете нужным...Распорядитесь собираться на площади. С музыкой. Непременно с музыкой пойдем. Древние писали, что она придает храбрость. Это единственное, что еще может нас спасти...- и, тише, с посеревшим лицом.
– Когда уж патронов на один скорый бой...Да...
По пути в сторожку Михаил Ипполитович наткнулся (а если точнее, это она на него чуть не наткнулась) на дверь в комнату с работавшим телефонным аппаратом. Что, если позвонить?.. Он стоял посреди коридора несколько мгновений. Может, предупредить? Предотвратить пролитие крови?.. Но нет. Он и так достаточно сделал для него. Для умного - достаточно.
А Занкевич прекрасно знал, что Гучков был одним из умнейших людей России...
И Гучков доказывал это всей России - и Ставке - в те часы с удвоенной силой...
Глава 8
Офицеры и нижние чины быстро собирались на Дворцовой площади. Можно сказать, что они приободрились. Нет, чувствовалась в них усталость, непонимание происходящего, отчаяние (когда еще подкрепления подойдут!). Но - хотя бы стало ясно, что делать в ближайшие часы. По дворцу бегали взад-вперед посыльные, выкатывались немногочисленные "максимы", стучали каблуки по полу.
Снег перестал, выглянуло солнце, едва колонна выстроилась перед знаменитым балконом.
– Петр Аркадьевич, надо бы...
– начал было Занкевич, но Столыпин покачал головой.
– Нет, буду говорить с порога. Оттуда лишь одному человек позволено обращаться к народу, его народу, - вздохнул Столыпин. Ему хотелось многое, очень многое сказать этому человеку, но было не время.
Занкевич кивнул и куда-то быстро умчался. Видимо, отдать последние распоряжения.
Столыпин выходил одним из последних. Первое, что он увидел - "Сим победиши". Мороз по коже. Петр Аркадьевич, кажется, именно в ту минуту почувствовал, какое бремя сейчас на нем лежит. Небольшой отряд против вооруженной толпы - единственное, что сейчас олицетворяло порядок и власть в столице огромнейшего государства в мире.
Не вполне отдавая в своих действиях отчета, Петр Аркадьевич снял шапку и перекрестился. Движение это передалось солдатам. Многие из них бросали взгляды на ангела, задирая голову. Не по уставу, зато по совести. Наступило молчание. Заранее (ну как...насколько это было возможно) подготовленная речь напрочь вылетела из головы.
Столыпин оглядел строй. Все ждали от него слов, "тех-самых". Ему вспомнилось, как он выступал перед Государственной Думой о важности земельного вопроса. К сожалению, левые газеты вообще не поняли той речи, а правые заметили только "Не запугаете!". Сейчас нужна была тоже хлесткая фраза. Но...