Нам нужна великая Россия

Андреев Николай Юрьевич

Тот бурно переговаривался через полуоткрытую дверь с кем-то, стоявшим в коридоре. В полусне Столыпин не мог расслышать слов. Наконец, Занкевич удовлетворенно кивнул и захлопнул дверь. Он обернулся и принял сконфуженный вид.

– Петр Аркадьевич, прошу прощения, что разбудил. Однако дела не ждут...- Занкевич выглядел так, будто и не было бессонных суток. Что сказать: опыт работы!

– А где Глобачев?
– были первые слова, сказанные Столыпиным после сна.

– А, тут, недалеко! Налаживает работу отделений. Кое-кто смог отбиться, продержаться. Иные даже смогли обратить восставших в бегство. Правда,

в ряде отделений толпа... В общем, Глобачеву придется сообщить семьям о случившемся. И надеюсь, что мы сможем выбить награды и пенсии для жен погибших во имя государственного порядка.

Столыпин долго молчал. В голове пронеслись картинки того, что могла толпа сотворить с оказывавшими сопротивление людьми. Картины эти были донельзя кровавые.

– Попросите его, - Столыпин поднялся из кресла.

Конечно, надо было бы еще поспать: голова болела нещадно, в ногах чувствовалась слабость (возраст брал свое!), - но что было делать?

– После войны отдохнем, - прошептал Столыпин.

– Что, простите?
– переспросил Занкевич.

– Ничего, просите.

– Конечно. Да, Петр Аркадьевич. По должностному своему положению я должен перейти в распоряжение главнокомандующего или же...
– он долго подбирал слова, - регента. Поэтому в любой момент обстоятельства могут потребовать меня на другом месте...Может, я даже не сохраню свой пост...

– Мы как-нибудь решим эту проблему, если она возникнет, - Столыпин и сам не хотел терять решительного человека. В голове потихоньку складывался план действий, в котором Занкевичу отводилось важное место.

– Благодарю, - Занкевич кивнул и направился прочь, искать Глобачева.

Столыпин выглянул в окно. Кажется, был полдень. Небо, к сожалению, заволокло тучами, а потому время определить было трудно. Впрочем, Петербург - когда здесь было иначе?

Петр Аркадьевич спрятал руки за спину. Вид на город помогал сосредоточиться. Во многих местах виднелся дым. Это догорали околотки, дома. Прохожих - в отличие от вчерашнего дня - практически не было. Улицы заполонили солдаты и полицейские, реже можно было увидеть газетчиков, снующих туда-сюда.

– Петр Аркадьевич, - подоспел тот самый адъютант. Столыпину его было непривычно видеть без велосипеда.
– Пришло несколько человек, рекомендовались...
– адъютант замялся.
– "Той самой черной сотней".

Столыпин улыбнулся. Вот они, повороты судьбы.

– Как поговорю с Глобачевым, приму их...А, вот и Вы!
– за спиной адъютанта показался Константин Иванович.
– Прошу, прошу!

Адъютант кивнул и вышел, давая пройти Глобачеву.

Тот выглядел обескураженно. На него известие об отречении государя и назначении "правительства доверия" произвело тягостное впечатление.

Глобачев откровенно не понимал, что происходит. А кроме всего прочего, теперь его могли лишить поста. А это значило прощание с любимой работой...

– Одно радует, Петр Аркадьевич, - он воспользовался приглашением Столыпина и сел в одно из кресел. То самое, которое ночью занимал Гучков.
– Людей удалось сохранить. Жаль, не всех, не всех... Многих кто-то выдал толпе, я в этом убежден.

– Константин Иванович, все это мы выясним, - Петр Аркадьевич, наоборот, садиться не стал. Боялся уснуть. А ведь столько нужно было сделать.
– Но требуется предпринять кое-что важное. О составе правительства, естественно, Вы осведомлены?

Глобачев помедлил.

– Вы позволите говорить откровенно?
– наконец произнес он.

– Вон там, - Столыпин кивнул на окно.
– Вы не спрашивали. Это и так было понятно.

– Благодарю, - Глобачев приободрился.
– Эти люди давно были объектом нашего пристального внимания. Это Вы еще по одиннадцатому году должны помнить.

Столыпин кивнул.

– Еще в первый день открытия Думы мы могли взять многих из них. Соответствующие основания имелись. Военно-промышленные комитеты, которые возглавляет Гучков, стали прибежищем для революционеров всех мастей. Имеются все основания для обвинения в казнокрадстве, растрате казенных средств. Военные комитеты с казенными средствами делали все, кроме выполнения заказов. Столько денег потрачено зря! Я неоднократно об этом сообщал...Имелись сведения и от заграничной агентуры. Впрочем, детали можно было бы рассказывать очень долго. Теперь же...

Занкевич развел руками.

– Теперь же они стали правительством. Не в обиду Вам будет сказано, Петр Аркадьевич. Я считаю, что Ваша кандидатура - единственный верный выбор. Ну, может быть, еще Шульгин, однако этот для меня фигура загадочная. Уж больно подвержен порывам! Хотя, кажется, предан престолу...Но сам же ездил за отречением к государю...В голове у меня, признаться, это не укладывается. Ведь он же, монархист, состоит в "Прогрессивном блоке"...Словом, очень непонятная ситуация, очень.

– Вот о материалах я и хотел бы поговорить. Надо создать...эхм...группу, комиссию, которая негласно дала ход этим материалам. Все сведения подтвердить, обобщить. Необходимо заключение по его результатам, такое, которое сам Правительствующий Сенат обжаловать не смог бы. Понимаете, о чем речь?

Глобачев подался даже вперед.

– И тем самым увенчать нашу работу по сбору доказательств?

– Именно. Да, еще. Все материалы о деятельности левых партий, которую можно было считать направленной против государства, против России, приобщить. Контакты левых и центра ведь продолжались и после одиннадцатого года? Сами понимаете, я не был допущен к сведениям...

– Продолжались и крепли. Мы сможем найти соответствующие материалы. Конечно, если только они не были уничтожены в дни этой вакханалии, - горячо закивал Глобачев.

– Превосходно, - улыбнулся Столыпин.
– Примерно за два-три месяца работа должна быть закончена.

– Весеннее наступление? - вдруг спросил Глобачев.

– Не понимаю, - нахмурился Столыпин.

– Это сроки весеннего наступления, Петр Аркадьевич. Точнее, сроки, озвученные...еще при прошлом...государе, - Глобачев осторожно подбирал слова.

– А это интересно, - Столыпин кивнул.
– Да, материалы должны быть готовы к окончанию наступления, каковы бы ни были его итоги. Вы, конечно, понимаете негласный характер этой работы?

– О ней будут знать исключительно вовлеченные в ход люди, я, Вы, - несколько обиженно даже произнес Глобачев.

– Вы забыли упомянуть Георгия Евгеньевича Львова и Александра Ивановича Гучкова, - многозначительно произнес Столыпин.

– Зачем министрам забивать головы рутиной? Тем более...Они будут главными персонами расследования, - улыбнулся Глобачев.