Нам с тобой нельзя
Шрифт:
Как будто ты на самом деле не понимаешь, что таких вот Евстаховых может быть еще целая прорва?!
Может. Но я теперь не тот Макарский.
—Он еще дышит, как раз тебя ждет, — утробно шепчет Темный, Мор следом выходит из полуподвального помещения вместе с охраной навстречу мне.
—Подождет. Со мной все равно конечная. Остальные что?
—В утиль, включая сынка Самойлова, он тут, грешным делом, напел, что только припугнуть Свету хотел…
Воздух встает комом в горле. Что он сделал?
—Теперь он никого не сможет припугнуть, — мертвым голосом говорит Темный, бросая на меня свирепый взгляд. По количеству крови на нем, я уже понимаю, как именно они говорили. —Как и девка твоя бывшая.
Справедливо.
—Да, ну а я со своей стороны прошу прощения за предоставленные неудобства, — слышится со спины, после чего я оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с…Мором, но более тюнингованной версией.
Воу. Это довольно необычно, я резко разворачиваюсь, теперь точно сталкиваясь с Эльдаром. В кабинете, обставленном для полевых условий, становится душно.
— Знакомьтесь, Воланд, — тянет Мор, пока мы с Рашидовым пялимся на мужика, внешне схожим с Эльдаром как две капли воды. Это чертово помутнение рассудка.
Да, вживую это куда страннее, чем на фото.
—Необычно видеть…такую схожесть, — окидываю внимательным взглядом полную копию Эльдара, мысленно проговаривая имя.
Если брать во внимание аналогии с известным романом, то можно приблизительно понять, какой перед нами стоит человек. От этого становится даже смешно. Мор и Воланд, братья, мать вашу, близнецы. Поспорите потом о генетике!
—Я тоже был крайне удивлен, прознав о том, что у меня есть брат, но это приятная новость, безусловно, а что до остального…Мои люди неправильно интерпретировали ситуацию, я хочу, чтобы вы понимали это. Никогда я не был и не буду приверженцем беспредела, так что все виновные уже понесли наказание за совершенное от моего лица. В свою очередь, я окажу полное содействие в компенсации убытков, оплачу лучшее лечение пострадавшей девушке и буду надеяться, что мы расстанемся с вами если не друзьями, то верными товарищами, — мужик в бежевой рубашке мягко стелет, вроде говорит правду, даже располагает к себе, но вот глаза…они у него точно такие же, как и у его брата, и не внушают доверия.
Испытывать на себе мертвый взор неприятно. Я и к Мору привыкал приличное количество времени, а тут еще один нарисовался.
Поразительное сходство.
В ходе беседы вскрываются самые мельчайшие подробности. Все оказалось до ужаса элементарным: сынок убитого Самойлова не смог принять тот факт, что его влиятельный папаша убит (пусть, правда, тут замешан был не только Рашидов, но кому нужны детали, когда есть главный виновный), а мать из-за горя от потери своего единственного мужчины слетела с катушек. Парнишка отправился в детский дом и буквально поклялся на крови, что отомстит. Вырос, возмужал, начал крутиться в нужных кругах, а затем нашел компаньона в лице Евстахова, который тоже поразительным образом точил зуб на чету Рашидовых, на Никиту в частности, имея примерно одинаковые мотивы для мести. А дальше…им помогать не стали, не в этой стране, а язык довел их до определенных людей, способных предоставить абсолютно любую услугу, взамен требовалось либо выполнение просьбы в нужное время плюс денежное вознаграждение. Вот люди Воланда и помогли, да только не учли наши летчики-залетчики, что любая ситуация, которая ставит тебя на колени, может обернуться самой яркой победой из всех.
—Я приглашаю вас на Майорку отдохнуть от всех проблем, да и, уверен, мое предложение о долгосрочном дальнейшем сотрудничестве придется вам по душе. Не хочется наживать себе врагов из-за недальновидности людей, которые больше не находятся в моем подчинении, —Воланд подает руку Темному, тот пару секунд колеблется, но все же пожимает в ответ и сдержанно отвечает:
—Мы обдумаем.
—Как все-таки удивительна жизнь, да? Каждая проблема является замаскированной удачей, — Воланд прищуривается, затем окидывает взглядом меня и Мора, после чего скупо прощается, желая Свете скорейшего выздоровления.
Мне оставили на сладкое Евстахова, но, как только я спускаюсь вниз, желание измываться пропадает само собой. А вот желание избавиться от проблемы — выходит на первый план. Мужик уже одной ногой в могиле, с такими ранениями не выживают.
Я достаю пистолет из кобуры, снимаю с предохранителя и целюсь в голову. Думал, что приду и захочу его боли или страданий, но нет. Я хочу к ней, и хочу знать, что завтра нам ничего больше не будет угрожать.
Нет желания уповать на авось, так что в этот раз предсмертный стон и громкий звук выстрела становятся для меня освобождением. Мне не стать праведником, и я точно не ангел во плоти, но для нее мне хочется стать лучше. Сильнее. Выше. Быстрее. Надежнее.
—Эта ситуация тебя изменила навсегда, — Темный все это время молча стоял прямо за моей спиной и наблюдал. И только после моего решения показал свое присутствие.
Да, изменила меня эта ситуация. Мне есть ради кого жить. Мне есть ради кого карабкаться наверх, оставляя позади, внизу илистое дно.
Вот только дальше все идет не так, как я планировал. Не так, как хотелось бы, потому что с появлением в моей жизни Светы как женщины я начал испытывать некоторую степень страха, что она поймет меня целиком и сбежит как от самого страшного зверя.
Не мудрено, что пробуждения своей девочки я в равной степени желаю больше всего в своей жизни и страшусь, будто бы она, зная обо мне теперь наверняка все «от» и «до», просто не захочет макаться в это дерьмо. Ей оно без надобности. А я без нее теперь не живу. Мой день начинается и заканчивается в больнице, даже когда Арслан и Надя уходят, я остаюсь, как верный цепной пес у ног своей хозяйки. Охраняю ее сон.
Момент ее пробуждения чувствую нутром, пока стою у кофемашины. Шагаю назад и просто знаю, она проснулась.
Когда я захожу в палату, полностью готовый встретиться со своей судьбой, впервые мысленно проговариваю слова, от которых по коже проходится холод.
Дай мне второй шанс, просто дай мне его, и я сверну горы.
Я стану тем, кто будет достойным, я выгрызу для тебя все самое лучшее, я буду оберегать и защищать, но дай мне шанс.
Рашидовы молча покидают палату, а Света смотрит на меня заплаканными глазами, в которых я готов утонуть, лишь бы она не плакала больше. Ставлю стакан на столик у кровати, не решаясь касаться своей девочки.