Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Петр Леонидович закрыл глаза. Не торопясь, уверенно, гоня прочь тревогу. Тирмен не волнуется, он спокоен, как рука, наводящая оружие…
Сгинул парк, пропала пустая чаша фонтана. Низкое неуютное небо отступило назад, светлея, насыщаясь горячим солнцем. Жаркий июньский лес стоял без движения; зеленые, чуть подернутые желтизной листья замерли в ожидании ветерка. Фотографии? Нет, просто листва.
Пусто. Никого.
Андрей Канари стоял рядом. Не в дряхлом пальтишке, надетом вместо привычного ватника, – в ладно пригнанной шинели без погон, офицерской фуражке и щегольских, надраенных
– Синее, – кивнул он в глубь леса. – Не примечаешь, старшой? Здесь Она!
Старик не видел. Только лес, только листья на деревьях.
– Никого нет, Андрей. Никто из наших не работает.
– Это Она! Синий туман! Синий…
Петр Леонидович с трудом разлепил веки, ставшие тяжелыми, железными, будто у Вия. Наверное, Канари прав. Безумцам дано видеть скрытое. Одним безумцам. И слава богу!
– Синий туман похож на обма-а-ан!.. Синий, синий иней!.. лег на провода, в небе темно-синем… звезда-а-а!..
– «Скорую» вызвать?
Сейчас Петр Леонидович отреагировал без дрожи, хотя второй раз кряду не заметил гостя. То ли шапками-невидимками обзавелись, то ли вправду стареть начал тирмен.
Бородатый господин Зинченко стоял, придерживая рукой шляпу: стильную, с широкими полями. Если бы не она, смотрелся бы чистым комиссаром: пальто кожаное, ремень кожаный, взгляд кирпичи прошибает. И зачем в шляпу вцепился? Ветра нет, словно и впрямь летний полдень в лесу. Боится, что головной убор в бега подастся? Эх, по тундре, по железной дороге?
Старик невесело усмехнулся:
– Не стоит, Борис Григорьевич. Сейчас успокоится, бедняга. Как там у Высоцкого: «Сумасшедший, что возьмешь?»
Обычно так и бывало. Но холодный мартовский вечер рвался вон из обычного ряда. Адмирал Канарис закашлялся, мотнул головой и передумал уходить восвояси.
Отмашка левой, шаг вперед.
– Товарищ комендант объекта!
Настало время вздрагивать господину Зинченко.
Даже Петр Леонидович, который знал бывшего старшину не один десяток лет, плохо представлял, что творится в его сумеречной башке. Канарис ни о чем не расспрашивал, радио не слушал, телевизор не смотрел, упорно верил, будто до сих пор живет в СССР. И в то же время мгновенно, с первого дня, определил, кто в парке главный. Правда, титуловал авторитета в меру своего адмиральского разумения.
Безумец стоял перед бандитом. Стойка «смирно», рука – под несуществующий козырек.
Ждал.
– Об-бращайтесь, – неуверенно молвил наконец бородатый. Подумал, добавил: – Гражданин адмирал.
– Так точно!
Канари нахмурился, словно находился перед ротным, намереваясь сообщить важную и малоприятную новость. Половина личного состава в самоволке, спирт для протирки оптики таинственно испарился из запечатанной канистры…
– Товарищ комендант! Я это… Поберечься бы вам, сильно поберечься. И прочих поберечь. Синий свет – он, знаете ли, всюду. И на вас тоже. А особенно вокруг вас. Такая вот карусель, товарищ комендант. Докладывал дежурный по объекту Андрей Канари.
Старик ждал, что Канарис добавит о Великой Даме, но бывший старшина смолчал. И правильно: «комендант» не включен в список допуска. Хоть и главный, а не по чину.
Бородатый оставил шляпу в покое, медленно сунул в карман правую руку.
– Уточнить… можете?
Дежурный по объекту охотно кивнул, шагнул ближе, но без причины дернулся.
Подпрыгнул.
– С флангов обходят, с флангов!.. Старшой, держи коменданта! Я наперерез, в заборе дыра есть… Синий туман похож на обма-а-ан!..
Миг – и сгинул. Не сразу поймешь, куда. Кажется, в сторону Динамовской побежал.
Господин Зинченко повернулся к старику. Извлечь руку из кармана комиссарского пальто французского производства он не спешил.
– Петр Леонидович… Давайте сразу. Базар по делу?
Следовало подумать. Она рядом, синий туман похож на обман, следы ведут к улице, названной в честь одноименного стадиона, летний лес пуст. Все? Нет, не все. Синий туман клубится вокруг Зинченко.
В любом случае – бесполезно. Не им придумано, не ему отменять. Главное правило тирмена: не вмешиваться, не суетиться.
Особенно если, никуда не опаздывая, пришла Великая Дама.
– По делу, – твердо ответил тирмен Кондратьев.
Как на спуск нажал.
3
Школу Данька окончил в позапрошлом году. В отличие от Лерки, точно знавшей, что она идет в универ на иняз (похоже, Лерка по пунктам расписала всю свою дальнейшую жизнь до ста двадцати лет!), он колебался с выбором места учебы. Хотелось поступить в физкультурный: там имелся факультет пулевой стрельбы, выпускающий тренеров. Любимое дело, опять же корочка не повредит… Но мама с отцом были категорически против: физкультурный, еще и заочный?
Никогда!
Мать мечтала увидеть сына студентом института управления, по специальности «Финансы» или, в крайнем случае, «Учет и аудит». Отец колебался, выбирая из международных отношений, стоматологии и Кембриджа, куда дядя Лева обещал выбить жирный грант. В итоге Данька два года подряд ходил сдаваться в политех, на экономфак, благополучно валил математику и наконец успокоил родителей обещанием поступить, куда скажут, после армии. От упоминания про армию мама неделю пила валерьянку, отец заявил, что школа настоящих мужчин никому еще не вредила, потом вспомнил о дедовщине, и разговор увял.
Сам Данька ничего против армии не имел. В Афган или Чечню не отправят, мы теперь независимые. Дедовщина? – разберемся. Бородатый олигарх Зинченко обещал помочь: чтоб оставили служить в родном городе.
Снайперы нам и здесь нужны, сказал бородатый.
В увольнение можно будет к Петру Леонидовичу наведываться, в тир. Старик заверил, что после дембеля работа от Даньки никуда не денется.
– Эй, генерал! Где столько медалей навоевал?
Пятеро малолеток, отставив в сторону спортивные сумки, докапывались до Адмирала Канариса. Безобидный псих улыбался, взмахивал руками, будто собирался улететь на юг, в теплые края, и вещал что-то про субординацию и младших по званию. Приезжие, догадался Данька раньше, чем заметил на сумках одинаковые, сделанные под трафарет, надписи: «Спортклуб «Барс». Чугуев». Спортсмены. Со стадиона «Динамо» идут. Скучно им, придуркам.