Наместница Ра
Шрифт:
VII
Когда звезда Сириус в первый день месяца тот показалась на восточном небосклоне, Сененмут распорядился позвать жреца Хем Нетер [29] и сообщил ему, что отец Амон возложил длань на царицу Хатшепсут, Лучшую по благородству, и избрал ее править царством в сиянии двойной короны Верхнего и Нижнего Египта. На всех государственных и храмовых сооружениях должны быть установлены картуши с ее именем, а статуи богов по всей стране следует украсить, чтобы каждый знал, сколь велика их радость. Лотосы и цветки папируса, растения Севера и Юга должно сплести повсеместно в знак единства Обеих стран.
29
Хем Нетер — «слуга бога» или «пророк бога», жрецы, отправлявшие храмовые службы и читавшие проповеди.
Высшая знать Египта склонила головы, а народ благоговейно молчал, дивясь: женщина на троне!
Хатшепсут выступила из своего роскошного дворца в обрамленный колоннадой двор, где собрались знатнейшие люди царства, жрецы, вельможи и высшие чиновники, чтобы стать свидетелями чуда. Меж высоких зубцов мощных стен, где балки перекрытия завершались головами кобр с раздутыми щитками, появился Пуемре, второй пророк, в одеянии бога Амона и короне атеф с солнечным диском и двумя высокими страусовыми перьями.
— Дочь моя Хатшепсут должна занять мое место на земле, — зычно провозгласил он, обращаясь к высокому собранию. — Воистину она та, кто взойдет на мой трон. Та, которая поведет вас. И кто посмеет сказать дурное слово о ней, умрет. Ибо она есть бог и дочь бога Амона, говорящего вам!
Все собравшиеся пали перед Хатшепсут ниц и покрыли поцелуями прах у ее ног. Тут вступил жрец Юнмутеф со словами, произнесенными благоговейным голосом:
— Ты взошла на трон Гора, ты — вождь всех живущих. Сердце твое ликует от радости. Твой Ка, да живет он вечно, подобен Ра!
Со стен снова зазвучал голос Пуемре:
— Тебе, дочери моей Хатшепсут, даю я все здравие и все радости мира. Все жертвенные дары царства, все горы и долины отныне твои, ибо я, Амон, бог Двух горизонтов, возлюбил тебя.
Все взоры были прикованы к божественному явлению, когда из-за колонн вышел ибисоголовый бог Тот с клювом, похожим на лунный серп, и лунным серпом в руках и на все четыре стороны четырежды выкрикнул великие имена царицы-фараона:
— Могуч твой Ка, цветущая летами Мааткара Хенеметамон, Прекраснейшая из женщин, Та, которую объемлет Амон!
Хатшепсут все еще пребывала в неподвижности. Она была одета в длинный белый калазирис, искусно драпированный плиссировкой и подпоясанный хвостом дикого животного. Ее черные волосы были покрыты красно-синим головным платком немес, который носил еще ее отец; ноги обуты в сандалии, на подошвах которых были вырезаны образы врагов царства, так что при каждом шаге Хатшепсут попирала их.
Так царица-фараон в сопровождении советника и управителя Сененмута проследовала по вымощенной черными плитами дороге для торжественных процессий к Красному святилищу, возведенному из красных кварцитовых блоков, чтобы искупаться перед ликом бога Амона. Юя, служанка, проводила Хатшепсут внутрь, протянула ей беленое льняное полотно и пропитанные мятой платки, а потом удалилась.
На большом мраморном цоколе стояли две плоские бронзовые чаши, каждая размером с передний парус нильской барки; одна была наполнена тепловатым коровьим молоком, вторая — прохладной благоуханной розовой водой. Ни один смертный не должен был стать свидетелем того, как царица ступает в чашу с молоком коровы Хатхор, широко расставляет ноги и по воле Амона смывает порочность своей женской сущности. После этого она садилась в чашу с розовой водой, чтобы освежиться, как делала это по пять раз на дню: трижды днем и дважды ночью.
Переодетая в праздничное убранство, Хатшепсут вышла из Красного святилища, где ее ожидал жрец в личине Амона. Он взял царицу-фараона за руки и повел ее, вышагивая медленно и с достоинством, как и подобает богу, через заполненный людьми двор в колонный зал большого храма. На голове царицы была теперь маленькая синяя корона с золотым уреем, а на боге Амоне — атеф, высотой равный колосьям в плодородных землях; его тщательно заплетенная борода достигала длины обелиска быка. Золотая маска скрывала лицо.
Бог Амон и его возлюбленная дочь, устремив взоры вдаль, не смотрели друг на друга. И пока они шествовали торжественным шагом, Хатшепсут, незаметно для толпы, стоящей по обе стороны дороги, шевельнула губами:
— Не второй ли пророк Пуемре скрывается под маской отца моего Амона?
— Воистину так, — послышался холодный голос из-под золотой маски.
— Мне донесли, что ты стал хранителем моей жизни, когда Хапусенеб замыслил против меня тайный заговор.
— Так оно и есть, Мааткара. — Жрец впервые назвал ее царственным именем, что женщина-фараон восприняла с благосклонностью.
— Скажи, почему ты это сделал? Ведь я ничего не сулила тебе.
— Я должен был, потому что Хапусенеб вознамерился совершить неправедное…
Хатшепсут молча шагала дальше, с видимым равнодушием принимая коленопреклоненные почитания подданных.
— Ты — кровь солнца, — возобновил свою речь Пуемре. — И нет большего кощунства, чем деяние верховного жреца, замыслившего неправедное дело.
Царица-фараон крепко сжала руку жреца, желая подчеркнуть особую значимость следующего вопроса:
— Так, значит, и в твоих глазах то, что Лучшая по благородству, Та, которую объемлет Амон, восходит на трон Гора, пусть и меньшее, но кощунство?
Жрец воздержался от ответа.
— А как же Хетехперес, дочь фараона Хуни и мать Хеопса? — продолжала Хатшепсут. — Разве не правила она царством к удовольствию богов и людей? А Меритнеит, правительница Мемфиса? А Нейтхотеп, дочь Нармера? Разве они не пеклись о том, чтобы кровь солнца сохранилась на троне Гора? И не случился бы закат царей Мемфиса раньше, не взойди на трон Гора Нефрусебек, мудрая сестра Аменемхета?