Наместник ночи
Шрифт:
Наверное, сейчас на деревенской площади пробили часы. Франциск даже не представлял, что сможет различить их бой с такого расстояния. Тоже волшебство? Ведь часы так далеко, а он все же услышал мелодичный и переливчатый «бим-бом», летящий по ночному воздуху.
Полночь.
Часы били полночь.
Франц решительно вставил ключ в скважину и повернул его (на этот раз повернул!), выпалив:
– Кризалис!
Замок щелкнул, Франц нажал на ручку, и дверь медленно отворилась.
За ней оказалось вовсе не помещение для зерна. И не лестница. И даже не какая-нибудь подсобка.
Там высился серебряный лес.
Глава 8
Очарованный зрелищем, мальчик смотрел и не мог насмотреться. По ту сторону двери открылась холмистая опушка, а чуть дальше начинался темный загадочный лес, переливающийся серебром, и Франц даже видел тоненькую, будто волос единорога, тропинку. Она вела от самого порога дальше и дальше, между древесных стволов, которые росли так криво, будто застыли в танце.
Над темным лесом мерцали звезды – огромные, яркие. Тысячи и тысячи сияющих точек пронзали черный бархат небосвода. У самых верхушек деревьев нависал белый шар луны, да такой огромный, какого Франц от роду не видал.
С холмистых склонов дул прохладный ветерок, гоняя по траве серебристые волны. Франц глубоко вдохнул освежающий запах хвои и цветов.
Совсем рядом над ковром из папоротника, белого от лунного света, то и дело проносились странные маленькие существа. Сперва Францу показалось, что это насекомые, но вот рой пролетел мимо него, и последнее из «насекомых» заметило незнакомца. Крылатое существо зависло в шаге от мальчишки, и Франц разглядел, что тельце у него – человеческое! Смуглое, темно-коричневое, но, несомненно, человеческое. Голова была похожа на сухую коробочку мака, личико сморщенное – будто человек, превращавшийся в бабочку, застыл на половине перехода. Существо с любопытством вытянуло шею, моргнуло блестящими глазками и махнуло крохотной рукой Францу, будто приглашая за собой. Затем что-то громко прострекотало, развернулось и метнулось к собратьям, которые зависли неподалеку, ожидая отставшего. Рой громко застрекотал и вдруг взмыл вверх, будто подхваченный сильным потоком ветра, стремительно пронесся к небу и вскоре растаял между звезд.
Завороженный, Франциск переступил порог. Ботинки утонули в густой траве, и мальчик наклонился, проведя по ней рукой, – казалось, какой-то кудесник покрасил каждую травинку серебряной краской. Папоротник переливался в лунных лучах, завораживая призрачным белым сиянием.
Франциск сделал еще несколько шагов и обернулся.
Он стоял около мельницы – вроде бы той же самой, но такой другой. Теперь она казалась еще выше, какой-то величавой, и буквально излучала особенное, щемящее чувство. В сердце мальчика заныло сладко и немного печально, будто от переливчатой песни бродячего музыканта.
В прорехах в крыше теперь напевал ветер, наполняя нутро здания странной гулкой мелодией. Он врывался сквозь дыры и щели во все внутренние помещения и там разлетался стократным эхом, выдувая из мельницы звуки, точно из пустой бутылки. Да, здесь ветер умел петь…
А еще крутилось колесо.
Слышался старческий древний скрип, когда колесо совершало оборот, подносило лопастями воду к звездам, а та переливалась через край, возвращаясь в реку небольшими сияющими водопадами.
Мальчик не знал, как долго так стоял – в какой-то миг ему почудилось, что вся его жизнь прошла, пока он глядел на величественный ход мельничного колеса. А когда очнулся, не мог вспомнить, кем был прежде. Лишь спустя пару мгновений в его памяти всплыли блеклые воспоминания о Лондоне… об Англии… Кажется, там он родился и жил тринадцать лет.
А здесь был от силы несколько минут.
Франциск обернулся на дверь в Англию. В темном проеме стояла белая фигура младшего брата, который глядел перед собой огромными, неверящими глазами. И вдруг в груди Франца вспыхнуло ликование, его охватило безудержное счастье.
Он.
Открыл.
Дверь!
И нашел мир, о котором говорил брату и остальным столько раз, столько лет – и он не спит! Нет, не спит.
Франциск вернулся к темной двери и протянул брату руку. Тот заколебался и несмело оглянулся, словно не решаясь покинуть тоскливую, но такую родную Англию. Но пару секунд спустя все же сделал решительный шаг и встал рядом с Францем в ином мире – сказочном, полном чарующих ароматов и звуков, от которых голова шла кругом.
Франциск подхватил Филиппа за локоть и заглянул в лицо близнеца, чувствуя, как губы расплываются в широкой улыбке. Филипп выглядел потрясенным до глубины души, но Франц уже немного отошел от дурманящего запаха волшебства. Его еще потряхивала дрожь, так он был счастлив, так хотел остановить это мгновение счастья навечно, навечно!
– Я что, сплю? – тихо проговорил Филипп, изумленно глядя на огромную мельницу.
Ветер продолжал петь свою песню, добавив в переливы невидимых струн еще и ударные – кристально чистый плеск водопадиков, срывающихся с лопастей.
– Нет. – Франц улыбался, едва сдерживаясь, чтобы не заорать в голос от восторга и не пуститься в пляс. – Нет, ты не спишь! – И наконец произнес фразу, которую до боли, до отчаяния, до слез мечтал сказать так давно. – Я же говорил тебе – волшебство существует!
Братья медленно пошли по густому серебряному ковру из трав и папоротника к тропинке, ведущей в сторону леса. Слух в этом мире, казалось, обострился во сто крат: Францу чудилось, что ступает он не по обычной траве, а по бархатной, шелестящей мягко и обволакивающе, словно ткань дорогого платья богатой дамы. Он готов был слушать шелест бархатистой травы до конца своих дней. И до конца дней своих он хотел бы вдыхать ни с чем не сравнимый аромат, который прежде даже представить не мог, – да и был ли в его мире хоть один парфюмер, который смог бы повторить такое сочетание запахов?
В этом аромате, аромате волшебства нельзя было различить ноты имбиря или жимолости, не расслышать цедры или же хвои. Это был единый, обволакивающий серебряным туманом запах, который Франциск хотел вдыхать и вдыхать, наполняя легкие, и ему казалось, он никогда не сможет надышаться этим миром.
Его миром, только его.
Дверь сюда отыскал именно он, простой мальчишка, родившийся на одной из лондонских улочек. Самый обычный мальчик по имени Франциск Бенедикт Фармер, который отличился лишь тем, верил в свою мечту долгие годы.
Франциск не сразу услышал шепот. Очнулся, лишь когда брат коснулся плеча.
– Слышишь?
– Что?
Франц слышал только чарующую мелодию ветра, которая постоянно повторялась, будто кто-то невидимый и могущественный играл увертюру для ночного мира, наполняя поднебесье величественными звуками.
Но Филипп, в голосе которого сквозила тревога, явно различал что-то еще.
– Там, кажется…
И он дрожащим пальцем указал на угол мельницы. Франциск двинулся в ту сторону и вдруг различил сквозь могучую песнь ветра иной звук. Чарующее полотно прерывали всхлипы. Там, за поворотом, кто-то плакал.