Напалм
Шрифт:
— Слышь, Поварёшкин, ты дошучишься, — прилетело мне тут же над плечом Арчи. — Я тебя на том батуте и ушатаю.
— Он не влезет в детский батут. Не видишь, какой бычара? — кивнул в мою сторону Арчи и, оттолкнувшись от перил, о которые мы все облокачивались, наблюдая за движением внутри клуба из вип-зоны, затушил сигареты в пепельнице и глянул на наручные часы. — Поеду я к жене и дочери. А вы тут развлекайтесь.
— Можно подумать, у тебя у одного есть жена и дочь, — деловито фыркнул Дэн и тоже оттолкнулся от перил. — Я тоже поеду к жене и дочери, а Поварешкин пусть тут в начальника дальше играет.
— А
— Во-первых, — с присущей ему холодностью и деловитостью начал Арчи. — Процесс запущен, остались только формальности, которые… — вздохнул он внезапно устало, что было не очень похоже на него обычного. Рука друга нырнула во внутренний карман распахнутого пиджака и вытянула из него бархатную красную коробочку. — …вытрахивают нервы и заставляют бояться, будто я пацан какой.
— То же говно, — согласился с ним Дэн и тоже вытянул из кармана джинсов красную коробочку, в которую удачно поместилось кольцо. — Как подумаю, что может отказать… Хоть яйца себе грызи.
— Долбоёбы, — заключил я, покачав головой. — Эти девчонки уже родили вам по дочке, хлебнули столько сортов дерьма, когда только начинали с вами, и, несмотря на всю эту хрень, обе всё ещё с вами. Какие, нахрен, могут быть сомнения? Не хотите вы делать предложения, тогда отдавайте мне брюлики, я всё сделаю сам, — на полном серьёзе вытянул руки, ожидая, когда они вложат в них коробочки с кольцами. — Отдавайте, что вылупились?
Оба, как один, запрятали кольца в карманы.
— Я передумал насчет кастрюльки для нашей поварёшки, — сказал Дэн, угрожающе сощурив глаза. — Этому пиздюку нужен пресс.
— Согласен, — кивнул Арчи, и оба в раз обступили меня, шутливо наминая кулаками бока.
— Ладно-ладно! — сдался я, смеясь. — Можете валить к своим жёнам и дочкам, а я оторвусь как нормальный холостой мужик.
— Как? Подрочишь в раковину на гору грязной посуды? — заржал Дэн.
— На твою фотографию, — показал я тут же ему экран своего телефона, где на заставке красовался Дэн в трусах-парашютах с сердечками. Ильич когда-то давно сфотографировал и разослал всем.
— Заебал! — махнул Дэн рукой, пока Арчи сдержано смеялся. — Новое бы что-нибудь придумал! Старая шутка же!
— Я еще не на все сердечки спустил, — потер я свой сосок кончиком пальца через ткань футболки и подмигнул Дэну, из-за чего мы все трое, не выдержав, рассмеялись.
— Ладно, Жор, пока. Поеду я. Если что, звони, — пожал мне Арчи руку и похлопал по плечу, приобняв.
— Мне не звони. Полине — тем более, и пошёл ты нахуй, — протараторил Дэн, но тоже обнял меня на прощание.
— Пока-пока, домашние мальчики. Опять дяде Жоре всё за вас разруливать, — оперся я вновь о балюстраду и пробежался взглядом по нижнему ярусу гудящего весельем клуба.
Глава 3. Варвара
— Может, потанцуем, девчонки? — предложила Оля. — А-то я что-то уже устала пить и закусывать. Давайте, немного массой потрясем.
— Не, я так не играю! — пошла Оксана на попятную, вскинув руки ладонями вверх. — У вас-то хотя бы
— Тряхни стариной или волосами, на крайняк, — предложила я.
— Или волосами на своей старине, — ухмыльнулась Оля. — Что ты, чем трясти не найдешь? Не смеши! Всё, девчонки, идём. Я чувствую застой женской алко энергии. Шальная императрица во мне крайне возмущена.
Встала подруга и потянула меня и Оксану за собой. Ее не волновало, хотим ли мы танцевать, главное, что она хотела.
— Если твоя шальная императрица опять полезет с кем-то выяснять отношения, то мы с ней не знакомы, — по мере приближения к танцполу приходилось говорить громче, так как музыка здесь тоже не особо жалела чьи-то уши.
Самой первой в танец влилась Оля. Двигалась она так, будто снималась в каком-то музыкальном клипе, а я и Оксана были операторами ее снимающими.
— Я бы сказала, что неприлично так двигаться после тридцати, но… — протянула Оксана мне на ухо.
— Но когда тебе после тридцати и еще пару бутылок текилы спустя, то тебе вообще плевать, что о тебе скажут люди. Так что, похуй — пляшем, подруга, — присоединилась я к Оле.
Вскинула руки, закрыла глаза, глубоко вдохнула и плавно выпустила воздух из легких, просто позволив музыке нести меня и моё тело по своим волнам. Никакой скованности я уже не чувствовала. Не мялась и не жалась, как те молоденькие девочки, которым на вид едва ли исполнилось двадцать лет. Мне уже тридцать, и с годами я поняла, что всем глубоко на тебя плевать — делай, что хочешь, а тем более двигай задницей в такт музыке, как тебе будет угодно. Ты не являешься центром ничьего внимания, каждый зациклен на себе и срать хотел на твои заморочки относительно окружности бёдер, сисек и того, как ты ими двигаешь. Максимум, что может оказаться неприятным, — это подкат какой-нибудь смазливой обезьяны, чьи лапы я сейчас, кажется, ощутила на собственном теле.
— Охуенно двигаешься! — прилетел мне в ухо восхищенный вопль какого-то смазливого малолетнего упыря. Похоже, хрень, вылетевшая из его воняющего дерьмом рта должна считаться комплиментом.
— Лапы свои убери! — резко крутанулась в его руках и толкнула тощего выродка в грудь. Я была пьяна, но не настолько, чтобы вестись на подобного рода дерьмовые подкаты от малолетки, который только вчера школу закончил.
Ощутив мой отпор, парень пошатнулся на месте, но, похоже, не принял мой отказ всерьёз. Этого чертового маленького извращенца, кажется, только раззадорил тот факт, что его отвергла дама, о задницу которой он только что потёр свой маленький, но гордо стоящий член под тканью джинсов.
— Да ладно тебе, малышка, — ухмыльнулся этот тип, понимая, что из-за вспышки моего гнева мы стали центром всеобщего внимания. — Мы же просто танцуем.
— Уроки иди делай, малыш. И не мешай взрослым тётям отдыхать. Нос еще не дорос, а член тем более, — указала я многозначительным взглядом на то, что гордо зовётся стояком.
Сзади меня встали подруги, которые не спешили вступать в конфликт, из которого меня не мешало бы вывести, пока я не натворила глупостей.
— За языком следи, курица! — вспылил парень и, вероятно, гонимый своим уязвленным на глазах у любопытной толпы самолюбием, решил во всей красе показать какой он крутой бой, раз может себе с легкостью позволить применить к женщине силу.