Напарник чародея
Шрифт:
— Да я никогда...
Она заставила его замолчать.
— А Джефферсон показал, что значит «люди должны быть свободными и равноправными личностями!»
Хосе нахмурился.
— Не думаю, чтобы это вполне...
— О, конечно, придираешься к словам. Но позволь сказать тебе, мистер Всезнайка, если «люди должны быть свободными и равноправными личностями», тогда и жены должны быть свободны и независимы от мужей!
— Но ведь Джефферсон имел в виду штаты! — взвыл Хосе.
— Какая разница, что он имел в виду? Все дело
Она уселась в угол мягкого сидения и приказала компьютеру:
— Восьмая Миля и Адамс, — потом тем же тоном обратилась к мужу. — Закрой дверь.
Хосе закрыл дверь и одарил Марсию многозначительным взглядом, уговаривая себя сохранять спокойствие.
Но сегодня это могло не получиться, ибо Марсия уже заговорила вновь.
— Если принципы применимы к штатам, следовательно, они применимы к людям, населяющим эти штаты. Если Нью-Джерси независим от Англии, то и жена должна быть независима от мужа.
— Но ты и так независима.
Воздушное судно двинулось, и Хосе по инерции сел рядом с женой.
— Тогда почему ты по-прежнему ждешь, что я приготовлю тебе завтрак?
— Завтрак! — Хосе хлопнул себя ладонью по лбу. — Твоя булочка еще в автоповаре!
— О, не волнуйся. Я с голоду не умру! — она действительно не напоминала дистрофичку, ее роскошная фигура выглядела чрезвычайно аппетитной. Особенно в тех местах, где это было связано с выпуклостями. — В конце концов, всегда можно заскочить в забегаловку и перехватить пару листьев салата или кофе с пирожными. И все это придется сделать из-за того, что ты начал этот глупый спор!
Хосе прикусил язык — он чуть было не напомнил, кто именно начал спор, — и глубоко вздохнул.
Завтрак? Зачем ей завтрак? Марсия питается распрями с собственным супругом!
— О, конечно, теперь ты изображаешь из себя терпеливого мученика! — выпалила Марсия в ответ на красноречивое молчание мужа. — Неужели ты так бесхребетен, что даже не можешь постоять за себя?
— Вопрос в том, нужно ли это делать, — осторожно ответил Хосе. — В конце концов, в Декларации действительно говорится...
— Ах, оставь в покое Декларацию! А голова у тебя на плечах есть, сам подумать не можешь?
Хосе обиженно уставился куда-то вверх.
— Ну вот, теперь точь-в-точь обиженный щенок, — презрительно бросила Марсия. — Откровенно говоря, Хосе, ты иногда так липнешь ко мне, что я начинаю задыхаться. Я хочу сказать, что если твоя драгоценная Декларация утверждает, что люди — свободные и независимые личности, ты мог бы позволить и мне тоже побыть такой личностью.
Лицо Хосе исказилось.
— Отлично! — выкрикнул он в пароксизме гнева. — Если ты этого так хочешь, получи! Счастлив сообщить, что мы разводимся!
— Разводимся? — в непритворном ужасе переспросила Марсия. — Хосе! Как ты мог даже подумать такое!
Хосе недоумевающе посмотрел на жену.
— Только из-за того, что я слегка перенервничала и позволила пройтись по поводу твоей любимой Декларации... Хосе! Признайся, что ты это сказал сгоряча!
— Но, дорогая... я думал... Ты сказала, что хочешь...
— И не смей даже!
— ...быть свободной и независимой личностью! — закончил свою мысль Хосе.
— Это гласит твоя Декларация, а не я! Как ты мог подумать, что я захочу быть независимой в результате развода?
— Но ведь это как раз и значит, что ты станешь независимой от своего супруга, то есть от меня...
— Ну, погорячились, с кем ни бывает, — примирительно прошептала Марсия, наклонилась и потянула мужа за рукав. — Неужели я не имею права немного поболтать с тобой по утрам?
Машина приземлилась, и в решетке микрофона послышалось:
— Восьмая Миля и Адамс.
— Даже не думай о разводе! — приказала Марсия, быстро поцеловав мужа. — Всего хорошего, дорогой.
Неплохое пожелание.
Как можно «хорошо» провести день, который начался так отвратительно?
Хосе тяжело вздохнул, потом еще раз вздохнул, но уже полегче, пытаясь справиться со своими негативными эмоциями, и подумал, сумеет ли он когда-нибудь понять своим глупым мужским умишком, серьезно ли говорит Марсия или просто болтает.
Но не думать об этом он тоже не мог. Каждый раз пытаясь чем-нибудь заняться, он снова и снова вспоминал ее доводы. Надо признать, что они выглядели логичными. Во всяком случае, на первый взгляд.
Он тяжело вздохнул, убрал руки с клавиатуры, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Лучше как следует обдумать это происшествие с остывшей булочкой, тогда он успокоится.
Декларация.
В ней все дело. Это ключевой аргумент Марсии. Фразы о том, что «все люди наделены Создателем определенными неотъемлемыми правами» и «эти колонии должны быть свободными и независимыми штатами». Хосе знал, что Марсия неправильно цитирует Декларацию, искажает слова Джефферсона, чтобы они больше соответствовали ее замыслам. Но это неважно: в таком настроении она пользуется любым оружием, которое подвернется под руку. Но все же он сможет забыть этот спор, если увидит фразы, написанные самим Джефферсоном, и удостоверится, что на самом деле не нарушает собственным образом жизни принципы Декларации.
Именно поэтому Хосе очистил экран и набрал код базы данных Центральной библиотеки, чувствуя себя полным придурком. Он хорошо знал, что живет в соответствии со своими идеалами и теперь проявляет слабость, доказывая это самому себе.
На экране появилась логограмма Центральной библиотеки и просьба сделать запрос.
Хосе напечатал с чувством облегчения:
«Декларация независимости».
По крайней мере, хоть что-то в этом мире устроено разумно.