Напасть
Шрифт:
– Да, нет. Никого не было, – видимо, Лида и сама забыла про конверт, раз только после слов Олеси в её глазах загорелся огонек озабоченности.
– А может быть, она приезжала, а ты не заметила? – Олеся пытается проанализировать все возможности развития событий.
– Может быть… – безалаберность сквозящая в ответе Лиды, заставляет Олесю крепко задуматься над таким развитием ситуации, где безответственность Лиды тоже надо брать в расчёт.
– Ладно. Давай пакет, – после небольшого раздумья, Олеся, приняв решение, озвучивает его, и, протянув руку к Лиде, подвигая ту к поисковым действиям, которые после непродолжительных суетливых
– Пойду, в сейф положу. – Вопросительный взгляд Лиды ждал от Олеси ответа, и не получил его.
Глава 9
Без трех дней неделя. Вечерний звон
– Мюллер проверяет своих сотрудников на профпригодность. Вызывает первого:
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать два.
– А может, двадцать три?
– Может быть.
Мюллер пишет у себя в журнале – ненадёжен. Вызывает следующего.
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать четыре.
– А может быть, сорок три?
– Нет, тридцать четыре.
– Вы подумайте.
– Подумал. Тридцать четыре.
Мюллер пишет – надёжен, на провокации не поддаётся. Вызывает третьего.
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать три.
– А может, три… А, это вы Штирлиц? Идите, не мешайте работать.
33-ий, посматривая сверху на вытянувшиеся лица слушателей, захлебывается от смеха, и пива, которое он, не подумавши, хлебанул в самом конце рассказа.
– Борода! – выдвинул контраргумент уже не очень крепко сидящий на четырех ножках стула, напротив 33-го, сильно удручённый количеством выпитого, 32-ой.
– Да ну, прикольно, – ржет, сидящий рядом с ними за столом 34-ый.
– Вот только сдаётся мне, что ты в своих целях подтасовал цифры, – проявляет проницательность 34-ый.
– Да и меня этот вопрос чрезвычайно взволновал, – заявил 32-ой.
Ну, а если 32-ой начал использовать в своём лексиконе различные чрезвычайные слова, то знающие его люди могут очень ответственно заявить, что для 32-го наступило время «Ч», которое очень редко обходится без происшествий.
– Почему эта сука, Мюллер, прикопался только к 32-ому? – в стеклянных, ничего не видящих глазах 32-го, читался приговор нацистскому преступнику Мюллеру, которому, если прежде даже и удалось избежать возмездия за свои преступления, то сейчас, обретя в качестве личного врага 32-го, у которого имелся к нему свой пунктик для предъявления, он, можно сказать, подошёл к своей последней черте. И теперь, все его попытки спрятаться становятся уже бессмысленными и бесполезными, так как 32-ой, такой уж человеческий тип, который будет рыть носом землю, пока его не найдёт, и не воздаст ему по заслугам. И, видимо, 32-ой, не желая откладывать в долгий ящик свои притязания к этой нацисткой морде, сделал ещё один воодушевляющий глоток и тут же начал рыть носом землю. Ну а вернее, углубился носом прямо в стол, в свои затаённые от врагов мысли.
– А я, что говорил! Ненадёжен. – Ставит точку 33-ий.
Всё-таки у 33-го, как и у поддержавшего его своим смехом 34-го, не слишком высокие моральные принципы, а уж о товарищеском плече, и вовсе говорить не приходится, раз они вместо того, чтобы подставить его своему ослабевшему товарищу, дали тому со всей своей дури расквасить собственный нос об совершенно не чистый стол, на котором, окромя разлитого пива, присутствовали остатки рыбы, чьи окостенелости вполне могли бы выколоть ему глаз. А то, что глаза их товарища остекленели, это всего лишь отговорка, говорящая о вашей обледеневшей душе.
Но что толку обращаться к тому, кто не желает слышать, а вот говорить, очень даже желает, не замечая того, что все его слушатели не только не слушают, но и сами в это же время пытаются что-то там со всей убежденностью доказать самому говорящему. Ну, а такие диалоги очень нередки, и сплошь и рядом возникают в тех местах, где пиво льётся рекой, заставляя вас в совокупности ослабить свой языковой и слуховой контроль. Тогда как зазывная музыка, предполагая вашу отвлеченность от мирских забот на время танца, даёт свою относительно временную передышку.
Ну, а когда в этом месте собираются люди, которые по специфике своей работы, по большей части, находятся в дискриминированном положении только лишь слушателя, которому если даже и есть что сказать, то не для этого он был заказан, так что сиди, мурло, и слушай, как пассажиры, находящиеся в приподнятом состоянии духа, не только плюют тебе на коврик и в душу, но и, стряхивая пепел сигарет куда не попадя (но только не в пепельницу), дают тебе жизненные советы, как не быть таким чмом. То вот тут-то эта их невысказанность за время своей работы и выплескивается на собеседников, которые, по большому счёту, желают того же, что в конечном итоге, несмотря на присутствующую общность, приводит к взаимному недопониманию, которое, как и всегда, переходит на личности.
Ну, а переходить на личности приходится постоянно, даже несмотря на то, что все собравшиеся, в основном, знают друг друга по присвоенному им в диспетчерской службе парка числовому коду, который, по большому счету, частенько заменяет им личные имена при общении друг с другом.
«45-ому достался тот клёвый междугородный заказ» – гораздо понятнее и более информировано звучит для коллеги по работе, чем, если бы ты ему сказал, что какой-то Лёха, которых в службе такси как собак не резанных, перехватил тот клёвый заказ. А так, оцифровал Лёху, и всё тебе стало ясно. К тому же жизнь в движении и постоянная занятость, редко дают возможность познакомиться со всеми своими коллегами, так что нет ничего удивительного в том, что данная рабочая специфичность отношений в коллективе была привнесена с собой на коллективные собрания.
– Поговорим? – 27-ой вместе с 16-ым подошли к 7-ому, который сегодня как-то особенно подавлен, и совершенно на себя не похож. Что, конечно, звучит очень странно в стенах этих заведений, которые, по своей смысловой направленности, так сказать, только и служат тому, чтобы каждый зашедший сюда не был на себя похож в обычном виде. И если посетитель вдруг как-то замудрил, и остался в прежнем виде, то это, конечно же, недосмотр управляющего заведения, непонятно, какого чёрта, впускающего вовнутрь всяких там трезвенников и язвенников, которые всем своим видом только и способствуют нервозности обстановки. Которая только накаляется при виде этих постных рож, не только способствующих пониманию, но и служащих немым укором тем, кто пожелал сегодня отставить за дверью кабака всю свою приличность, а здесь – наличность. И во всю ивановскую, на сколько хватит здоровья собираясь сегодня почудить. Ну, а присутствие здесь этой постной рожи, не оставляет ему иного выхода, как озлобиться на весь мир и, приняв значительно больше лишнего, оголтело почудить против этой рожи.
Конец ознакомительного фрагмента.