Наполеон Бонапарт
Шрифт:
Бонапарт учится у революции. Но он не только верный ее солдат — он внимательный ученик революции, быстро усваивающий ее уроки. И один из важнейших уроков, воспринятых им, — это понимание могучей силы действия, первенства дела над словом, умения действовать.
В сентябре 1791 года, с большим трудом, при поддержке покровительствовавшего ему дю Тейля получив разрешение на трехмесячынй отпуск, Бонапарт снова приехал на Корсику.
Ради чего? Он был настойчив и упрям. После всех неудач он все еще не хотел расстаться с мечтами юности, он все еще думал о Корсике, не теряя надежды сблизиться с Паоли. По-видимому, он еще не мог преодолеть долголетнего преклонения перед корсиканским вождем.
Трудно с достоверностью сказать, встречался ли на сей раз Бонапарт с Паоли, но из всего явствовало,
Наполеон Бонапарт, человек трезвого ума и практической хватки, в корсиканских делах оставался почти Дон-Кихотом: он гонялся за неосуществимой мечтой и терпел неудачу за неудачей. Он приехал, чтобы обеспечить избрание старшего брата в Законодательное собрание, и потерпел поражение. Паоли не хотел этого. В Собрание от Корсики были избраны по указанию всемогущего диктатора Поццо ди Борго и Перальди. Первый превращался из друга во врага, второй был давним врагом клана Буонапарте.
88
P. Ordioni. Op. cit., p. 32–52; A. Chuquet. La jeunesse de Napoleon, t. II, p. 244–295; t. Ill, p. 59—153.
Но дело шло к разрыву не только с Поццо ди Борго. Погикой событий Бонапарт вступал на путь борьбы с могущественным Паоли. Эта борьба шла еще в скрытых формах — с корсиканским лукавством, с улыбкой на устах, заверениями в добрых чувствах, прикрывавшими истинные намерения. Это политическая маскировка, искусству которой Бонапарт учится впервые на Корсике.
У двадцатидвухлетнего офицера французской армии, которого Паоли недавно еще отказывался принимать в расчет как друга или врага, пренебрежительно отталкивая от себя, у этого смиренно предлагавшего свою шпагу лейтенанта неожиданно для Паоли оказались сильные союзники. Первым среди них должен быть назван Кристофор Саличетти, человек неукротимой энергии и смелости, стремительный, пылкий, достигший громадного влияния на своем родном острове и немалого политического веса во Франции, в рядах якобинской партии. Корсиканец по рождению, адвокат, литератор левых политических взглядов, Саличетти выдвинулся еще до революции и в 1789 году был избран от третьего сословия Корсики в Генеральные штаты. Он стал заметным депутатом Учредительного собрания и в 1792 году был вновь избран вопреки противодействию Паоли депутатом Конвента. Пылкий якобинец, голосовавший за смерть бывшего короля, энергичный комиссар Конвента на фронтах войны, Саличетти среди множества обязанностей и поручений, которые он умел вовремя и быстро выполнять, никогда не забывал про родной остров. К Паоли он относился первоначально, как все корсиканцы, восторженно и многое сделал для укрепления его авторитета. Но тонким политическим чутьем он первый заметил сдержанное отношение Паоли к революции и его сепаратистские тенденции.
В 1791 году, вернувшись на Корсику, он возглавил оппозицию Паоли, сначала доброжелательную, затем все более непримиримую. Тогда же он заметил в Аяччо Наполеона Буонапарте и сразу же оценил его. Между ними установилось доверие, может быть даже дружба. Конечно, то не была дружба равных. Саличетти был старше Бонапарта на двенадцать лет, и их положение было несоизмеримо. У депутата было громкое, известное всей Франции имя, и на Корсике он был самым влиятельным после Паоли политическим деятелем. Он оказывал покровительство Бонапарту, и поддержка Саличетти имела для его судьбы исключительное значение. Вероятно, это был человек, оказавший наибольшее влияние на возвышение Бонапарта; может быть, поэтому Наполеон редко о нем потом вспоминал.
Конечно, позже роли переменились. Бонапарт стремительно поднимался, и Саличетти должен был признать первенство своего прежнего ученика. Накануне 18 брюмера Саличетти примыкал к якобинской части Совета пятисот. Но он принял совершившееся и стал выполнять приказы генерала и первого консула. Но порой в нем просыпался мятежный якобинский дух. Как он сам признался, однажды, оказавшись вдвоем с генералом Бонапартом в Генуе, на узкой набережной высоко над морем, он почувствовал сильнейшее искушение одним толчком, одним ударом сбросить своего собеседника в морскую пучину. Они шли, мирно разговаривая, по безлюдной набережной, и Саличетти мысленно десятки раз говорил себе: «Один удар, одно мгновение, и свобода снова восторжествует». Но решимости на этот мгновенный удар у него не хватило.
То ли Бонапарт своей тонкой интуицией разгадал его тайные мысли, то ли по каким другим соображениям, но Наполеон отдалил от себя Саличетти. После 18 брюмера Саличетти получил важную миссию в Лукке, в Генуе, затем стал всемогущим министром полиции в Неаполитанском королевстве при Жозефе и Мюрате. И король Жозеф, и Мюрат не любили и боялись его. Влияние Саличетти в Неаполе было огромным, его называли здесь вице-королем; в действительности его реальная власть бывала порой выше власти короля.
В 1809 году пятидесяти двух лет он внезапно умер, вернувшись со званого обеда, данного префектом полиции в Неаполе в его честь. Широко распространилось мнение, что Саличетти был отравлен префектом, не любившим его. Это похоже на правду. Наполеон, узнав о смерти Саличетти, воскликнул: «Европа потеряла одну из самых сильных голов! Во время кризиса Саличетти один значил больше, чем армия в сто тысяч человек».
Но все это будет потом. А в 1792 году Саличетти еще оставался самым могущественным покровителем Бонапарта, поддержка которого в сложной и запутанной ситуации на Корсике имела важнейшее значение.
Бонапарту помогали по политическим мотивам и два других депутата Конвента от Корсики — Люс Кирико Козабианка, морской офицер, якобинец, член морского комитета Конвента, и Жан Молтедо — также якобинец. Бонапарта поддерживали во внутрикорсиканских вопросах Филиппо Буонарроти, издававший «Патриотическую газету Корсики», в которой нередко печатал свои статьи Жозеф Бонапарт, Массериа, игравший большую роль в Патриотическом клубе Аяччо, братья Арена — демократы, тесно связанные с левыми группами Аяччо.
Бонапарт трезво оценивал могущество противника; может быть, даже под впечатлением прежних чувств он переоценивал мощь Паоли. В письме к Жозефу от 29 мая 1792 года Наполеон писал: «Держись крепко с генералом Паоли. Он может все, и он все (Il peut tout et il est tout)». И предсказывал ему великое будущее [89] .
Высоко оценивая силу Паоли, Бонапарт не отказывался от борьбы против него. Но он вел ее в своеобразных формах. Проводя самостоятельный курс, блокируясь с противниками корсиканского генерала, Бонапарт пытался по-прежнему сблизиться с ним. Теперь не только Жозеф, но и Люсьен, третий из братьев Буонапарте, тоже должен был добиваться расположения диктатора. Это была тонкая политика обволакивания: одержать верх над Паоли можно было, лишь сжимая его в дружеских объятиях.
89
Fr. Masson et G. Biagi. Op. cit., t. II, p. 387.
Впрочем, и в этом Бонапарт потерпел неудачу. Этот «старый змей» Паоли, как называл его позднее лорд Эллиот, не дал себя обойти. Он разгадал замысел Бонапартов. Жозеф в письме 14 мая 1792 года писал Наполеону: «Люсьен не может больше надеяться на то, что генерал захочет его иметь подле себя. Он вполне откровенно объяснился: он признает его таланты, но не хочет с нами соединиться. Вот в чем суть дела» [90] .
Сам Буонапарте сумел провести в Аяччо важную операцию. Опираясь на поддержку Саличетти и людей своего клана, он вопреки Паоли добился своего избрания подполковником батальона волонтеров. Это был успех. Но занятие этого поста влекло за собой увольнение из артиллерийского полка в Балансе. Бонапарт, вынужденный выбирать, послал соответствующие бумаги во Францию.
90
Ibid., p. 385–386.