Наполеон Бонапарт
Шрифт:
27 июля 1794 года, в день 9 термидора, генерал Бонапарт приехал в Ниццу из Генуи [127] . Он был направлен туда к французскому представителю при Генуэзской республике Тилли с дипломатической миссией тонкого свойства: прощупать позицию Генуи в случае нарушения ее нейтралитета французскими войсками, а заодно и политические настроения самого Тилли. Поручение это было дано Огюстеном Робеспьером и Рикором; оно свидетельствовало о доверии комиссаров Конвента к генералу.
127
A. Castelot Bonaparte. Paris, 1967, p. 138.
Бонапарт пробыл в Генуе с 11 по 17 июля; из Генуи он проехал в Антиб, близ Ниццы, к матери и сестрам, жившим здесь уже некоторое время. Он пробыл, по-видимому, около недели в доме матери, пребывая в счастливом неведении о совершившемся в Париже.
В Ниццу он возвратился в первых числах августа и лишь здесь узнал о событиях 9—10 термидора.
Как он воспринял их? Точно определить трудно. Мармон рассказывал позднее, что падение Робеспьера Бонапарт
128
Marmont Memoires, t. I, p. 56.
Понятно, рассказ Мармона, как и все написанное им, требует критического отношения. Но сам ход мыслей Бонапарта в передаче Мармона интересен, в этих рассуждениях есть что-то характерное для Бонапарта.
От той эпохи — событий 1794 года — сохранился еще один документ — письмо Бонапарта к Тилли от 7 августа 1794 года. «Я был немного поражен, — писал генерал Бонапарт, — катастрофой Робеспьера, которого я любил и считал чистым; но, будь он моим братом, я бы его сам заколол кинжалом, если бы знал, что он стремится к тирании» [129] .
129
Coston. Op, cit., t. II, p. 256.
Это письмо говорит и мало и много. Луи Мадлен видел в нем свидетельство большого спокойствия и храбрости [130] . Более очевидно другое: этот документ продиктован безотлагательными требованиями обстоятельств. Если Бонапарт счел необходимым тотчас же написать столь далекому и в общем случайному корреспонденту, как Тилли, то это, вне сомнения, потому, что, находясь у него в Генуе, он намекнул на свою близость к Огюстену Робеспьеру или в какой-то иной форме дал это понять [131] . Бонапарт допускал возможность удара с этой стороны и этим письмом хотел себя обезопасить.
130
L. Madelin. Histoire du Consulat et de I'Empire, t. I, p. 307
131
Об отношении Бонапарта к Робеспьеру следует судить по его высказываниям более позднего времени. На острове Святой Елены он всегда с большой доброжелательностью отзывался об Огюстене Робеспьере (Las-Cases. Memorial. 1.1, p. 108–110, 250–251), признавая его большие заслуги, и уважительно говорил о Робеспьере-старшем.
Но удар, как нередко бывает, последовал с самой неожиданной стороны. Еще за день до того, как Бонапарт написал Тилли письмо, которым надеялся укрепить свои позиции, три влиятельных комиссара Конвента при альпийской армии — Саличетти, Альбитт и Лапорт [132] — направили Комитету общественного спасения в Париж донос против Рикора — представителя Конвента при итальянской армии и генерала Буонапарте — «людей Робеспьера», подозреваемых в измене и растрате казенных денег. Буонапарте в особенности инкриминировалась поездка в Геную [133] . Не дождавшись ответа из Парижа и узнав, что Рикор уже от них ускользнул, выехав в столицу, Саличетти и Альбитт направили командующему итальянской армии генералу Дюмербиону предписание отстранить от исполнения обязанностей генерала Боунапарте и арестовать его [134] . Старый генерал ценил своего начальника артиллерии и питал к нему симпатии, но, получив предписание всемогущих в ту пору комиссаров, испугался и беспрекословно выполнил распоряжение. Бонапарт был отрешен от должности и заключен под стражу, а его бумаги опечатаны. Исполняющим обязанности начальника артиллерии был назначен его заместитель Дюжар.
132
Лапорт лишь вначале был причастен к этой акции: он был вскоре переброшен в Лион. Стоит отметить как штрих эпохи, что этот же Лапорт, занявшись затем поставками в армию, был разоблачен в 1796–1797 годах как крупнейший мошенник и вор, наживший более двадцати миллионов франков.
***
A Kuscinski. Dictionnaire des conventionneles. Paris, 1916, p. 372–373.
133
A Aulard. Actes du Comite de Salut public… t XV Paris, 1905, p 778.
134
Coslon. Op. cit., t. II, p. 285.
Обстоятельства ареста Бонапарта до сих пор не выяснены полностью [135] . Это касается прежде всего причастности к делу Саличетти. Влиятельный депутат Конвента, как мы видели, до сих пор неизменно выступал покровителем Наполеона и всей семьи Бонапартов. Что же побудило его занять столь враждебную позицию?
По-видимому, летом 1794 года между ними произошла размолвка. Об этом можно судить по отрывочным письмам, оставшимся от той поры. В письме от 6 августа 1794 года Саличетти писал: «Во время моего пребывания в Ницце Буонапарте едва удостаивал меня взгляда с высоты своего величия» [136] . Что скрывалось за этими словами? Соответствовали ли они истине? С определенностью ничего сказать нельзя, но, безусловно, Саличетти был чем-то крайне раздражен. Известно и письмо Бонапарта. В июне 1795 года Бонапарт в письме, формально адресованном госпоже Пермон, но прямо обращаясь к Саличетти, пишет: он, Бонапарт, достоверно знал, что Саличетти в день прериальского восстания прятался в доме госпожи Пермон. «Саличетти, ты видишь, я мог причинить тебе такое же зло, какое ты причинил мне, и, поступая так, я лишь мстил бы; тогда как ты мне сделал зло, я же тебя ничем не обидел. Кто поступил лучше, я или ты? Да, я мог отомстить, но я этого не сделал…» [137] .
135
Полемика по этому вопросу возникла полтораста лет назад. Начало ей положил Бурьенн, выступивший с критикой версии Вальтера Скотта (Bourrienne. Memoires, t. I, p. 55–67). Бурьенн, приведший ряд ценных документов, тем не менее ошибочно пытался отрицать связь между арестом Бонапарта и его близостью к Робеспьеру-младшему. Ошибки Бурьениа были вскоре же доказаны в публикации А. Бюло: A. B(ulos). Bourrienne et ses erreurs volontaires et involontaires…, t. I. Paris, 1830, p. 16–28.
136
Gabriel Girod de I'Ain. Op. cit., p. 41.
137
Corr., t. 1, N 40, p. 59.
Это письмо имеет вполне ощутимый корсиканский привкус. «Право на месть» — так могли говорить только корсиканцы, ибо это право связано с воспринятыми с молоком матери понятиями о долге вендетты — родовой мести, переходящей от поколения к поколению. Но в контексте рассматриваемого вопроса это письмо важно как свидетельство того, что Бонапарт считал себя невиновным перед Саличетти. Как бы то ни было, можно лишь утверждать, что конфликт не был глубоким. Ибо если Саличетти оказался причастным к аресту Бонапарта, то столь же несомненно, что ему принадлежала решающая роль в его освобождении. По-видимому, лишь благодаря Саличетти Бонапарта не отправили в Париж, а затем он был выпущен на свободу.
Бонапарт пробыл в заключении около двух недель. Его верные оруженосцы Жюно и Мармон, со времени Тулона неразлучно сопровождавшие его, предлагали ему план насильственного освобождения. Но Бонапарт отверг это предложение [138] .
Он направил из заключения краткое, но энергичное письмо-протест Альбитту и Саличетти- «С первых дней революции разве я не был всегда предан ее принципам? Разве меня не видели всегда в сражениях против врагов внутренних или как военного против иностранцев?..» [139] Не выпячивая своих заслуг, но и не принижая их, он напоминал о том, что вся его жизнь во время революции была на виду. Он требовал немедленного разбора дела и освобождения.
138
Письмо к Жюно (12–19 августа 1794 года). — Corr. t. 1, N 35, p. 54; Marmont. Memoires, t. I, p. 55.
139
Bourrienne. Memoires, t. I, p. 61–64.
Этот протест сыграл определенную роль. Комиссары занялись рассмотрением его бумаг. Они не нашли в них ничего компрометирующего Бонапарта. 7 фрюктидора (24 августа) постановлением комиссаров Конвента Альбитта и Саличетти Бонапарт был освобожден из-под стражи. Правда, в постановлении предусматривалось, что это решение требует дополнительного подтверждения Комитетом общественного спасения [140] .
Поскольку Альбитт совершенно не знал Бонапарта, остается заключить, что освобождение начальника артиллерии из-под стражи было делом рук Саличетти. Видимо, можно согласиться с мнением Бурьенна, что после освобождения он снова стал другом Бонапарта [141] .
140
A. Aulard. Actes…, t. XVI, p. 327–328; Bourrienne. Memoires, t. I, p. 65–66.
141
Bourrienne. Memoires, t. I, p. 66. Это прямо подтверждает и Мармон: «Саличетти был к нему дружествен и способствовал его освобождению» (Marmont. Memoires, t. I, p. 54).
Итак, генерал Бонапарт вновь обрел свободу. Конечно, в дни термидорианской реакции бывший «фаворит Робеспьеров», как о нем говорили в ту пору, не мог рассчитывать на доверие и поддержку. Он остался в штабе итальянской армии, где личные симпатии старого Дюмербиона скрашивали ему жизнь. План операции против Пьемонта, предложенный в свое время Бонапартом и поддержанный Огюстеном Робеспьером, был вследствие этого отвергнут Комитетом общественного спасения [142] Но австрийцы, ободренные бездействием французов в Италии, первыми начали наступательные операции. Бонапарт обратил внимание командующего армией на ухудшение положения. «Мое дитя, — отвечал ему генерал, — представьте мне план кампании так, как вы найдете нужным, и я его осуществлю, насколько это в моих силах» [143] .
142
M. Reinhard. Le grand Carnot, t. II, Paris, 1952, p. 161; Colin, Op. cit., t. I, p. 289.
143
L. Madelin. Histoire du Consulat et de l'Empire, t. I, p. 309.