Наполеон - исчезнувшая битва
Шрифт:
Как я ждал этой встречи! Когда я вошел, Баррас уставился на меня с величайшим недоумением - ему было трудно поверить, что перед ним герой Тулона... так я выглядел. Я был...
– Император усмехнулся и посмотрел на меня.
– Даже худее вас, Лас-Каз. "Однако вы слишком молоды, генерал", сказал мне Баррас. Я не смог отказать себе в ответе: "На полях сражений, гражданин, взрослеют быстро. А я не так давно с поля боя". Баррас из вежливости спросил меня о Тулоне. Я с наивным жаром тотчас стал рассказывать... и натолкнулся на его отсутствующий взгляд, с открытой скукой блуждавший по моему изношенному мундиру. В это время в кабинет заглянула красивая
Я подумал, что хорошо знаю "красивую даму". Жозефина была тогда любовницей Барраса...
Император строго посмотрел на меня и продолжил:
– После чего Баррас заторопился и попросил меня изложить мое дело. Я начал пересказывать восхитительные проекты побед в Италии, выношенные на моем чердаке. "Нам надо перестать обороняться!
– горячился я.
– Самим напасть на войска австрийцев в Италии. На штыках понести в Европу нашу свободу". Баррас совсем заскучал. Ему, как и всем им, новым повелителям, было не до свободы. Все, что не сулило денег, было им скучно. Он откровенно ждал, когда я закончу. И торопливо поблагодарил меня, как только я замолк. Я понял, что уйду ни с чем. Однако я в нем ошибся, он был мерзавец, но талантливый мерзавец. И, видно, оценил и хорошо запомнил меня.
Всего через три месяца он меня позвал... Тогда этих зарвавшихся воров уже никто не поддерживал... Как говорили в предместьях: "Мы хотим власть, при которой хотя бы едят!" И богачи, и роялисты решили - пришла пора покончить с жалкой Директорией. Восстали богатые центральные районы Парижа... Они приготовились прийти в Тюильри, где заседали Конвент и Директория, и смести их, как когда-то в том же Тюильри восставшая толпа смела королевскую власть. Рабочие окраины угрюмо хранили нейтралитет...
Испуганная Директория назначила Барраса главнокомандующим вооруженными силами. Это были жалкие силы. И двадцать тысяч восставших приготовились легко разгромить шесть жалких тысяч защитников Конвента. Что он мог, Баррас? Стрелять в толпу?
– Император презрительно засмеялся.
– Это было для них табу. Грабить толпу - вот это пожалуйста! И вот тогда Баррас и вспомнил о странном генерале, совершившем что-то героическое под Тулоном.
Ночью в мою каморку постучали. Меня привезли в Тюильри. Первый раз я был там. И когда вошел... тотчас понял: я пришел в свой дом.
Баррас предложил мне защитить Конвент. Он не слишком надеялся на мое согласие - ведь он предлагал мне погибнуть вместе с ними. К его изумлению, я тотчас согласился. Тюильри был мой будущий дом, и я - я сумею его защитить. Без всяких колебаний я решил сделать то, что когда-то советовал жалкому королю... Впереди у меня была ночь...
"Как вы намерены защищаться?" - спросил Баррас. "Шпагой. Шпага при мне, и с ней я далеко пойду. Будьте любезны, гражданин, вызвать ко мне командира солдат, охраняющих Конвент..."
Командир пришел. Я сразу его оценил - он был из тех, кто не боится самого черта. Его звали Иоахим Мюрат. Я приказал ему привезти пушки, стоявшие на площади Саблон. "Если не дадут добровольно, отнимите, убивайте, но пушки должны быть здесь к утру!" Этот дьявол сразу повеселел. Он рвался в бой. "Я не понимаю, зачем вам пушки?" - спросил Баррас. И в голосе у него был испуг. "Пушки обычно нужны для того, чтобы стрелять", - ответил я. "Вы собираетесь стрелять в людей?" Никогда не забуду восторженный ужас на лице Барраса. "Да, я собираюсь исправить ошибку короля, который когда-то не посмел этого сделать".
К утру моя батарея
Так я рассеял толпу, наступавшую по узкой улице. В Тулоне я разработал план, но не я отдавал приказ о штурме. Впервые я видел убитых по моему приказу. Трупы, много трупов... лежавших ничком в разных позах... Сколько их я еще увижу на полях сражений! Запишите: "Во мне всегда жил добрый человек, но добрые струны души я заставил замолчать. И они уже больше двух десятилетий не издают ни звука". Хотя...
Я подумал: он хочет вычеркнуть. Но он помолчал, потом сказал:
– Нет, пожалуй, оставьте.
– И продолжил: - Вот так Баррас благодаря мне стал спасителем Директории. И главным в ней действующим лицом. Меня он назначил командующим парижским гарнизоном. На случай нового восстания... Как сразу переменилась моя жизнь! Как-то под вечер пришла за деньгами прачка. Обычно она стучала, а я не открывал. Она покрывала меня бранью, я молчал. И в этот раз я дал ей повторить до конца обычное представление. А когда ведьма, всласть осыпав меня самыми последними словами, уже спускалась вниз, я открыл дверь, окликнул ее и... протянул деньги... Она лишилась дара речи!
Император хохотал. Клянусь, он жил в том времени!
– Да, я был теперь влиятельнейший генерал и любимец Директории. Но оставался так же худ - чесотка по-прежнему изнуряла меня. А народ переживал все прелести революции - безудержное воровство новой власти и собственную нищету. На улицах было полно попрошаек. Рабочие окраины ненавидели правительство. Следовало опасаться нового взрыва. Мне приходилось каждый день воевать с подстрекателями, которые хотели использовать голод для новых волнений... И я расформировал опасную Национальную гвардию, изъял оружие у граждан, закрыл якобинскую секцию. Каждый день я патрулировал город в сопровождении офицеров моего штаба. Порой это было очень опасно. Помню, утром у булочной, куда не завезли хлеба, нас окружила яростная толпа... Уже пытались стянуть нас с коней... полетели камни... И какая-то отчаявшаяся толстенная торговка с пудовыми ручищами вопила: "Бесстыжие эполетчики! Вам бы только набить свое брюхо за наш счет и воровать... А мы подыхаем с голоду!" Но я успел крикнуть в толпу: "По-моему, мамаша ослепла. А ну-ка посмотрите, кто из нас толще - она или я?" Я был худ, как щепка. Толпа разразилась хохотом. И мы поехали дальше...
Последние слова ему пришлось повторить. Моя голова упала на руки.
– Ба!
– воскликнул он.
– Мамзель Лас-Каз утомилась. Хорошо, ступайте спать, жалкий человек. Завтра мы начнем с девяносто шестого года. Брак с Жозефиной.
О Жозефине. Я знал эту креолку еще на Мартинике... Жозефина Богарне была вдовой гильотинированного революцией генерала. Она старше Бонапарта думаю, во время их знакомства было ей 32-33 года. И выходя замуж за юного героя, она решила скинуть в брачном контракте аж четыре года. Жозефина не красавица, она опаснее красавиц, она обольстительна: лазоревые глаза, великолепные черные волосы, смуглое роскошное тело креолки. Добавьте волнующий грудной голос и ленивую грацию маленькой кошечки - последнее сравнение возникало у всех, кто ее видел. Жозефина редко смеялась, и ее считали загадочной (на самом деле у нее были плохие мелкие зубы).