Наполеон: Жизнь после смерти
Шрифт:
Наконец мы перешли к слухам о спасении императора. Оказалось, Гурго уже побывал в монастыре.
— Слухов было так много, — сказал он, — что я не выдержал и три дня назад поехал туда. Да, монах потрясающе похож… и зная это, даже немного переигрывает, постоянно держит правую руку согнутой, будто закладывает ее за борт невидимого походного сюртука… и демонстрирует прочие известные всем привычки императора.
— Вы с ним говорили?
— Да, но немного. Мы перебросились парой слов, когда он шел в храм, и этого было достаточно. После чего я успел вдогонку посоветовать хитрецу побольше молчать, потому что его голос совершенно не похож на голос императора, который до сих пор звучит у меня
— А вы имели возможность слышать императора до Святой Елены?
— Достаточно часто, — не задумавшись, ответил Гурго, и мне показалось что он… прихвастнул.
— Значит, ехать не надо?
— Только если совсем нечего делать. Но мой совет — лучше отправиться к б…м, чем ухлопать деньги на поездку. Лжец-монах не знает…
Тут Гурго торжественно подошел к письменному столу, достал золотой медальон, открыл его и показал мне маленькую прядь волос.
— Ее состригли с головы умершего императора. Согласно его завещанию, эти медальоны нам всем раздал Маршан. Так что император умер! Умер! Впрочем, людям так хочется, чтобы он был жив… И поверьте, будет еще много слухов…
— А почему Маршан не передал такой медальон мне?
— Значит, вам император его не завещал. Возможно, он не так вас любил, как вам казалось, — с удовольствием ответил Гурго.
Я уже уходил, когда он вдруг спросил:
— А хотите узнать самое интересное?
Я замер в дверях.
— Вот вы вроде все знаете про императора. Вы издали знаменитую книгу. А между тем, вы ни хрена о нем не знаете! Известно ли вам, дерьмовый биограф, что еще до вашего отъезда император мог легко бежать с острова? И я — я лично! — подготовил этот побег! — Гурго наслаждался моим изумлением. — Пока вы строчили с императором вашу книгу, к острову причалил корабль из Бразилии под португальским флагом. И мне передали письмо от офицера из моего эскадрона. Оказалось, что он и другие офицеры, эмигрировавшие в Америку после Ватерлоо, основывали там некую коммуну ветеранов Великой армии… И три брата императора — Люсьен, Жозеф и Жером — побывали у них… с бо-о-льшущими деньгами! Кроме того, в Новом Орлеане жило около двадцати пяти тысяч весьма состоятельных французов, мечтавших, чтобы император стал… президентом США! И денег они не жалели! Короче, была подготовлена цела флотилия, чтобы освободить императора. В Новом Орлеане был даже отремонтирован для него дом… он до сих пор стоит там пустым… Оставалось все обсудить с императором. В это же время ему передали письмо от матери. Она жаловалась, что ей не разрешили приехать на остров: «Я уже очень стара и мечтаю умереть около тебя…» На самом деле в письме была тайнопись — план освобождения. Корабли из Америки должны были прибыть под флагами союзников… Но вскоре после получения письма в доме появился… губернатор Лоу и объявил, что ему все известно об американской флотилии! Вокруг были выставлены вторые цепи караулов, на остров дополнительно привезли английских солдат. Но самое интересное не это…
Гурго сделал многозначительную паузу и неторопливо продолжил:
— На острове о заговоре знали только двое — я и император. Никто другой из его окружения ничего не знал. И возникал вопрос: от кого узнал губернатор? Была затронута моя честь… я был в бешенстве! Кстати, к тому времени я уже последовал совету императора — помните, он советовал мне завести любовницу? И я завел ее. Это была жена высокопоставленного офицера, весьма близкого к мерзавцу-губернатору. Она была из самой аристократической семьи, но… очень дурна собой и оттого особенно дорожила нашей связью. Так что я мог попросить ее узнать у мужа все подробности этой истории. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что губернатору все сообщил… как вы думаете, кто? Ну, отгадайте!
Я добросовестно перечислил всех слуг и даже назвал графа Монтолона. Гурго посмотрел на меня с презрением и торжествующе выпалил:
— Киприани — любимец и наушник императора!.. Но дальше меня ждало куда большее удивление… Естественно, я решил немедля убить мерзавца. Но прежде явился к императору и рассказал ему все. Он преспокойно меня выслушал и сказал… что верит Киприани, «как самому себе»! И что Киприани не мог этого сделать, а «даму попросту надул муж, который наверняка знает о вашей связи и даже рад ей, ибо хоть кто-то е…т его жену, избавляя его самого от этой неприятной обязанности. Через нее он и запустил нарочно эту ложь, чтобы оболгать самого верного мне человека».
«Но ведь кто-то же сообщил!.. — воскликнул я. — Знали только мы с вами. Выходит, это… я?»
Император слушал меня со скучающим видом. Потом улыбнулся и вдруг сказал:
«А может быть… я?»
Я был в полном изумлении.
«Может быть, я приказал Киприани выдать заговор? Вы не допускаете такую возможность?»
«Но… почему, Сир?!»
«Обычно я ни с кем не обсуждаю планы своих сражений. Их понимают потом… по результатам…»
«Но что я должен буду понять, Сир? Что вы предпочли свободе плен на острове?»
Император засмеялся:
«Боюсь, что и в будущем вам понять это будет трудно… Конечно же, я шучу. Но виноват все-таки я… И любовная цепочка здесь и вправду замешана. Я был легкомыслен и кое-что рассказал некой даме, а она, должно быть, сболтнула своему любовнику… Я уже сделал ей суровый выговор. И забудем все!»
И тут я понял! Это была Альбина Монтолон! Недаром говорили, что у нее есть любовник в городе — английский офицер, с которым император и муж делят ее увядающие прелести. Но почему-то я долго не мог забыть его взгляд, когда он говорил: «Это я приказал Киприани!»
Бедный простодушный глупец Гурго! Куда ему понять?! Это был все тот же терновый венец, который император решил не снимать до конца… до самого конца. Вот и все!
Тогда я спросил Гурго, что он слышал о последних днях нашего повелителя. И хотя Гурго уже уехал с острова, когда началась болезнь императора, генерал заговорил с обычным апломбом:
— Не думаю, как нынче многие во Франции, что его отравили англичане. Хотя сам император часто говорил: «Они меня убьют»… Впрочем, о его смерти спросите лучше у Маршана, он сейчас в Париже. Но я уверен, что все это чепуха… Просто Маршан, Монтолон… они все помешаны на ненависти к англичанам. Уверен, что все было куда прозаичнее — император умер от наследственного рака, о котором он часто при мне рассказывал.
Естественно, я захотел встретиться с Маршаном и взял у Гурго его адрес. Я хотел узнать: неужели император не оставил мне медальон? Я был уверен, что это не так. Просто многие из его свиты меня недолюбливали, точнее — ревновали ко мне императора. Ведь именно со мной он проводил большую часть времени. Их раздражали мои знания, они считали меня заносчивым, ведь они — необразованные солдафоны. И император мог говорить с ними только о войне, он даже продиктовал Бертрану какое-то сочинение на военную тему. Я был единственный, с кем он мог рассуждать об истории и обсуждать свою жизнь.
Но я не успел отправиться к Маршану. К моему изумлению, уже на следующий день он сам явился ко мне.
Он смешно изменился, очень потолстел и теперь вместо худого парижского сорванца-слуги, с которым я простился на острове, передо мной стоял толстенький самодовольный буржуа. Император позаботился и о нем — за преданную службу оставил ему целое состояние.
Маршан держал в руках портфель, в котором я тотчас признал портфель императора. Он положил его перед собой, а потом степенно поприветствовал меня.