Напролом
Шрифт:
Но питерским ликвидаторам так и не пришлось пустить в ход свои «калаши» и «узи». Совершенно неожиданно зарвавшегося мурманского отморозка прикончил совершенно посторонний человек, имевший к нему личные счеты и пользовавшийся в Мурманске дурной славой. Звали убийцу Бабая Михаил Юрьевич Таганцев, но больше его знали под кличкой Норвежец. Это не было воровским погонялом: Норвежец вышел не из урок, а из рядов советской милиции. Когда-то он служил в мурманском УВД, в угрозыске, говорят, расследовал дела, связанные с контрабандой в мурманском порту, по роду деятельности завязал тесные контакты с гэбэ и таможней и с погранцами, а потом, в пору «дикой приватизации», пользуясь полезными знакомствами, умудрился хапнуть в Мурманске самые лакомые куски госсобственности от рыбокомбината до хлебозавода. Норвежцем прозвали его за то, что, когда после дефолта девяносто восьмого
И после этого знаменательного события, во избежание смутыв городе и чтобы малость охолонить прущего напролом Норвежца, воровская сходка, с ведома и одобре нияФилата, поставила смотрящим Плешивого. Николай Петрович, прибыв в Мурманск, немного осмотрелся ибыстро навел порядок. Впрочем, особого сопротивле нияон не встретил. Все, и криминальные авторитеты, изаконопослушные коммерсанты так устали от вызван нойБабаем кровавой неразберихи, что с радостью встре тилиименитого вора в законе. Хотелось порядка и покоя.
Плешивый не зря носил воровскую корону. Несгиба емаяволя и беспощадность к врагам сочеталась в нем сискренней справедливостью и, как ни странно, с настоящим добродушием. Лить кровушку не доставляло емуникакого удовольствия, и к силовым мерам он при бегалтолько в случае крайней необходимости.
Но все же он был истинным сыном своего племени, вовремя скитаний по лагерям многое повидал и понимал, что порядок в этом сумбурном и сумрачном мире приходится наводить железной рукой. Он гордился тем, что ему доверили поддержание порядка в этом далеком и богатом северном городе. Непонятки, конечно, были, ноглавное, что перестали убивать средь бела дня прямо иподворотнях. Сейчас, стоя перед зеркалом и критически оглядывая себя, Плешивый готовился к важному разговору. Ему сообщили, что с ним желают встретиться серьезные люди откуда-то из Средней Азии. Хотят испросить его разрешения на ведение в городе большого бизнеса. Плешивый согласился на встречу. То, что гости обратились сразу к нему, внушало уважение. Он знал, что это иностранцы — хоть таджики, хоть узбеки, какая разница, все равно не наши, — и сие обстоятельство только подогревало его интерес.
Скорее всего, они запросят встать под его крышу. Это Обещало верный откат с прибыли, а значит, отчисления в воровской общак. Надо заметить, что к богатству в обычном понимании этого слова Заворотов был равнодушен. Но он находил удовольствие в красивых комфортных вещах, презрительно относясь к кричащей роскоши. Плешивый с наслаждением курил хорошие сигареты, питался только в ресторанах и любил расслабиться скандинавской очищенной водочкой. К женщинам он был равнодушен по причине того, что двадцать лет назад вместе с волосами отморозил себе и кое-что еще. Все свои силы он отдавал единственной своей страсти — охране воровского закона. Это было смыслом его жизни.
Менты и городские чиновники отнеслись к его появлению в городе сначала настороженно. Но когда поняли, что лезть в политику и ворошить их осиные гнезда Плешивый не собирается, успокоились. Власти тоже, подобно простым гражданам, стосковались по твердой и справедливой руке… Тем более что Плешивый виделся кое-кому в местной думе и мэрии противовесом обнаглевшему Норвежцу…
* * *
В сопровождении двух телохранителей Николай Петрович вышел на улицу и сел в черный «пятисотый». Жил он в панельной девятиэтажке, в типовой трехкомнатной квартире. Он мог позволить себе, конечно, прикупить и роскошный особняк где-нибудь в Приморском районе, иронически прозванном «мурманской Рублевкой», но не хотел зря транжирить непросто достающиеся деньги. В обычное время, когда он не был занят делами, Плешивый любил рассекать по городу один. Причем частенько не в импозантном черном «мерседесе», а пехом. Он смешивался с толпой в уличной сутолоке, ездил на общественном транспорте, с ностальгией вспоминая лихие времена молодости, когда он семнадцатилетним пареньком аккуратно обчищал карманы задумавшихся простофиль в трамвае на Лиговке… Собственной бригадой боевиков Плешивый так и не обзавелся, и те два «быка», что охраняли его сейчас, были прикомандированы к нему из Питера, так сказать, для солидности. К тому же два дня назад от Филата же прибыл еще один человек. Филат сам позвонил Плешивому и сообщил о приезде своего личного гонца, предупредив, что о нем пи одна душа в городе знать не должна. Вдаваться в подробности Филат не стал, сказав лишь, что парень надежный, с воровскими кругами не связанный, в Мурманске никому не известный. Звали парня Гепард. И должен был этот Гепард на месте разобраться в ситуации противостояния воров с Норвежцем, не привлекая к себе внимания… В беседы вступать с Гепардом у него необходимости не было, но встретиться надо было. Плешивый наметил для стрелки воскресный вечер, намереваясь повидать гонца от Филата вдали от чужих глаз и ушей, в загородном оздоровительном центре «Мурманский рыбак».
Сейчас же ему предстоял деловой разговор с гостями из далеких южных краев. Встреча с таджиками была назначена в кафе «Викинг». Это небольшое, но уютное заведение относилось к числу дорогих и располагалось почти в самом центре города. «Пятисотый» Плешивого подъехал к «Викингу» чуть ранее оговоренного срока, чтобы телохранители могли «прокоцать» обстановку. Впрочем, это было лишь пустой формальностью: вряд ли что-нибудь могло угрожать законному вору в ею городе, но Плешивый всегда был осторожен и помнил о судьбе своего предшественника, которого застрелили из снайперской винтовки, пригласив на такую же встречу в ресторан «Осло». Ресторан, которым владеет Норвежец…
Один из «быков» на ходу выскочил из «мерседеса», деловито прошвырнулся туда-сюда по тротуару и вбежал в кафе. Пробыв там не более нескольких секунд, вернулся к машине. Нагнувшись к хозяину, доложил:
— Все чисто. Ждут, Николай Петрович. Двое.
Плешивый кивнул, выбрался из салона и шагнул в распахнутую перед ним дверь. В нос сразу ударил приятный аромат кофе и свежей выпечки. Входная дверь звякнула колокольчиком. Мурманский смотрящий огляделся.
За столиком в углу сидели двое. Один голубоглазый жилистый здоровяк с обветренным славянским лицом, другой — худощавый усач с очень смуглой кожей. Перед ними на столике лежали две пачки сигарет. Оба курили — каждый свой сорт. Когда появился Плешивый, как по команде уставились на него.
Славянин глядел жестко, пристально, и Заворотову, которого уж никак нельзя было упрекнуть в малодушии, стало чуток не по себе. Ему приходилось достаточно встречать разных лихих людей, в том числе и завзятых головорезов, и он сразу понял, что этот голубоглазый мужик из их числа. Может, он просто отбойщик типа тех парней, что пришли с ним самим? Но тогда почему он сидит за одним столиком со своим чернявым хозяином? Ну, поглядим…
Плешивый подошел и, поздоровавшись, представился. Смуглый назвался просто Махмудом, а голубоглазый — Андреем Петраковым. Телохранители Плешивого скромно уселись за соседним столиком возле окна, чтобы без помех обозревать помещение и улицу.
Подошел официант и принял заказ — три чашки черного кофе. Когда парень удалился, вор наклонил лысую голову:
— Итак, давайте сразу перейдем к делу. Я так понял, ммсобираетесь начать у нас бизнес и вам необходима поддержка. Верно?
— Именно, — ответил Петраков. — Дело обещает большие прибыли. Вы, вероятно, слышали о таджикских плантациях бахчевых культур?
— Плешивый скривился. «Вот оно что! Дыни-арбузы…»; — Конечно слышал, — с усмешкой ответил он, — Только до нас ваши бахчевые не доезжают. Путь длинный, в дороге портятся, да и азербайджанцы вас уже опередили. Так что не знаю, как вы тут собираетесь дынями торговать.
При этих словах Махмуд стал лыбиться. Но сидел молча.
— Нет, уважаемый, — спокойно возразил Петраков. — Речь не дынях. А об арбузах. И не круглых полосатых, «… «Арбузами» мы называем свой товар…
И тут Плешивый все просек. Наркота!. — А… ну у нас этот рынок под завязку, — твердо сказал вор. — Свои все держат, чужих барыг не впустят. И я тут не помощник для поставок вашего… мака!
Петракову не понравился тон, каким это было сказано. Начало разговора не предвещало ничего хорошего. Хотя посмотрим, что этот Плешивый запоет, когда услышит об ожидаемых прибылях.