Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2
Шрифт:
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошел за клубочком. Идет чистым полем, попадается ему медведь. «Дай, — говорит, — убью зверя!» А медведь провещал ему: «Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе». Идет он дальше, глядь, — а над ним летит селезень; царевич прицелился из ружья, хотел было застрелить птицу, как вдруг провещала она человечьим голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама пригожусь». Он пожалел и пошел дальше. Бежит косой заяц; царевич опять за ружье, стал целиться, а заяц провещал ему человечьим голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам пригожусь». Иван-царевич пожалел и пошел дальше — к синему морю, видит — на песке лежит, издыхает щука-рыба. «Ах, Иван-царевич, — провещала щука, — сжалься надо мною, пусти меня в море». Он бросил ее в море и пошел берегом.
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повертывается. Говорит Иван-царевич: «Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — ко мне передом, а к морю задом». Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошел в нее и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит баба-яга костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит. «Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» — спрашивает баба-яга Ивана-царевича. «Ах ты, старая хрычовка! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала».
Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую. «А, знаю! — сказала баба-яга. — Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно ее достать, нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке,
Указала яга, в каком месте растет этот дуб; Иван-царевич пришел туда и не знает, что ему делать, как сундук достать? Вдруг откуда не взялся — прибежал медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги, выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутек пустился; глядь — а за ним уж другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал. Вылетела из зайца утка и поднялась высоко-высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит ее — утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море. Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами; вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик: сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть! Иван-царевич пошел в дом Кощея, взял Василису Премудрую и воротился домой. После того они жили вместе и долго и счастливо.
Царевна-змея
№270 [276]
Ехал казак путем-дорогою и заехал в дремучий лес; в том лесу на прогалинке стоит стог сена. Остановился казак отдохнуть немножко, лег около стога и закурил трубку; курил-курил и не видал, как заронил искру в сено. После отдыха сел на коня и тронулся в путь; не успел и десяти шагов сделать, как вспыхнуло пламя и весь лес осветило. Казак оглянулся, смотрит: стог сена горит, а в огне стоит красная девица и говорит громким голосом: «Казак, добрый человек! Избавь меня от смерти». — «Как же тебя избавить? Кругом пламя, нет к тебе подступу». — «Сунь в огонь свою пику; я по ней выберусь». Казак сунул пику в огонь, а сам от великого жару назад отвернулся.
276
Место записи неизвестно.
AT 401 (Превращенная в животное заколдованная царевна) + 569 (Сумка, шляпа и рожок). Ареал устного бытования первого сюжета ограничен в основном европейскими странами и странами Америки (в Америке записывался на французском, английском и испанском языках). В AT учтен также вариант, записанный в Африке. Русских вариантов — 14 (из них 4 в сборнике Афанасьева), украинских — 7. Начало сказки сходно с сюжетным типом 409 A*. История сказок типа 401 и 409 А связана с «Рассказом о Хасибе и царице змей» из «Тысячи и одной ночи» (ночи 483—536) и более непосредственно с рыцарским романом XIV в. Жана д’Арраса о прекрасной Мелюзине, превращавшейся в получеловека-полузмею. В переводе с французского на немецкий роман был напечатан в 1474 г., а в переводе с немецкого на польский — в 1569 г. В России переведен с польского на русский и распространялся в рукописных списках XVII в. — один из них издан в 1882 г. в Петербурге Обществом любителей российской словесности. В петровскую эпоху инсценировка «Мелюзины» шла в театре царевны Натальи Алексеевны. Сюжет отразился также в русских лубочных картинках XVIII—XIX вв. Исследования: K"ohler J. Der Ursprung der Melussinensage. Leipzig, 1895; Веселовский А. Н. Собр. соч., т. II, вып. 1, СПб., 1913, с. 31—33; Helgig K. Uber den Ursprung der Melusinensage. — Fabula, Berlin, 1959, H. 3, S. 170—181. Истолкование образа заколдованной царевны как олицетворение освобожденной от зимнего плена весенней природы дал Афанасьев: Поэт. воззрения, II, с. 715. Второй сюжет — типа 569 учтен в указателе AT преимущественно в европейских вариантах, а также в записях, сделанных в Турции, Индии, Индонезии и в Америке у индейцев. Русских вариантов — 11, украинских — 9, белорусских — 4. Формирование сюжета связано со сказками о чудесных дарах типов 563 и 564. Первая русская публикация: Тимофеев, с. 63—103. См. исследование А. Аарне, указанное в примечаниях к тексту № 186. В данном варианте сюжет об обмене чудесными предметами развернут слабо.
Тотчас красная девица оборотилась змеею, влезла на пику, скользнула казаку на шею, обвилась вокруг шеи три раза и взяла свой хвост в зубы. Казак испугался, не придумает, что ему делать и как ему быть. Провещала змея человеческим голосом: «Не бойся, добрый молодец! Носи меня на шее семь лет да разыскивай оловянное царство, а приедешь в то царство — останься и проживи там еще семь лет безвыходно. Сослужишь эту службу, счастлив будешь!»
Поехал казак разыскивать оловянное царство, много ушло времени, много воды утекло, на исходе седьмого года добрался до крутой горы; на той горе стоит оловянный замок, кругом замка высокая белокаменная стена. Поскакал на гору, перед ним стена раздвинулась, и въехал он на широкий двор. В ту ж минуту сорвалась с его шеи змея, ударилась о сырую землю, обернулась душой-девицей и с глаз пропала — словно ее не было. Казак поставил своего доброго коня на конюшню, вошел во дворец и стал осматривать комнаты. Всюду зеркала, серебро да бархат, а нигде не видать ни одной души человеческой. «Эх, — думает казак, — куда я заехал? Кто меня кормить и поить будет? Видно, пришлось помирать голодною смертию!»
Только подумал, глядь — перед ним стол накрыт, на столе и пить и есть — всего вдоволь; он закусил и выпил, подкрепил свои силы и вздумал пойти на коня посмотреть. Приходит в конюшню — конь стоит в стойле да овес уплетает. «Ну, это дело хорошее: можно, значит, без нужды прожить».
Долго-долго оставался казак в оловянном замке, и взяла его скука смертная: шутка ли — завсегда один-одинешенек! Не с кем и словечка перекинуть. С горя напился он пьян, и вздумалось ему ехать на вольный свет; только куда ни бросится — везде стены высокие, нет ни входу, ни выходу. За досаду то ему показалося, схватил добрый молодец палку, вошел во дворец и давай зеркала и стекла бить, бархат рвать, стулья ломать, серебро швырять: «Авось-де хозяин выйдет да на волю выпустит!» Нет, никто не является. Лег казак спать; на другой день проснулся, погулял-походил и вздумал закусить; туда-сюда смотрит — нет ему ничего!
«Эх, — думает, — сама себя раба бьет, коль нечисто жнет! Вот набедокурил вчера, а теперь голодай!» Только покаялся, как сейчас и еда и питье — все готово!
Прошло дня три; проснувшись поутру, смотрит казак в окно — у крыльца стоит его добрый конь оседланный. Что бы такое значило? Умылся, оделся, богу помолился, взял свою длинную пику и вышел на широкий двор. Вдруг откуда ни взялась — явилась красная девица: «Здравствуй, добрый молодец! Семь лет окончилось — избавил ты меня от конечной погибели. Знай же: я королевская дочь; полюбил меня Кощей Бессмертный, унес от отца, от матери, хотел взять за себя замуж, да я над ним насмеялася; вот он озлобился и оборотил меня лютой змеею. Спасибо тебе за долгую службу! Теперь поедем к моему отцу; станет он награждать тебя золотой казной и камнями самоцветными, ты ничего не бери, а проси себе бочонок, что в подвале стоит». — «А что за корысть в нем?» — «Покатишь бочонок в правую сторону — тотчас дворец явится, покатишь в левую — дворец пропадет». — «Хорошо», — сказал казак, сел на коня, посадил с собой и прекрасную королевну; высокие стены сами перед ним пораздвинулись, и поехал он в путь-дорогу.
Долго ли, коротко ли — приезжает в сказанное королевство. Король увидал свою дочь, возрадовался, начал благодарствовать и дает казаку полны мешки золота и жемчугу. Отвечает добрый молодец: «Не надо мне ни злата, ни жемчугу; дай мне на память тот бочоночек, что в подвале стоит». — «Многого хочешь, брат! Ну, да делать нечего: дочь мне всего дороже! За нее и бочонка не жаль; бери с богом». Казак взял королевский подарок и отправился по белу свету странствовать.
Ехал-ехал, попадается ему навстречу древний старичок. Просит старик: «Накорми меня, добрый молодец!» Казак соскочил с лошади, отвязал бочонок, покатил его вправо — в ту ж минуту чудный дворец явился. Взошли
Вышли из дворца; казак покатил свой бочонок в левую сторону — и дворца как не бывало. «Давай поменяемся, — говорит старик казаку, — я тебе меч отдам, а ты мне бочонок». — «А что толку в мече?» — «Да ведь это меч-саморуб; только стоит махнуть — хоть какая будь сила несметная, всю побьет! Вон видишь — лес растет; хочешь — пробу сделаю?» Тут старик вынул свой меч, махнул им и говорит: «Ступай, меч-саморуб, поруби дремучий лес!» Меч полетел и ну деревья рубить да в сажени класть; порубил и назад к хозяину воротился. Казак не стал долго раздумывать, отдал старику бочонок, а себе взял меч-саморуб; махнул мечом и убил старика до смерти. После привязал бочонок к седлу, сел на коня и вздумал к королю вернуться. А под стольный город того короля подошел сильный неприятель; казак увидал рать-силу несметную, махнул на нее мечом: «Меч-саморуб! Сослужи-ка службу, поруби войско вражее».
Полетели головы, полилася кровь, и часу не прошло, как все поле трупами покрылося.
Король выехал казаку навстречу, обнял его, поцеловал и тут же решил выдать за него замуж прекрасную королевну. Свадьба была богатая; на той свадьбе и я был, мед-вино пил, по усам текло, во рту не было.
Заколдованная королевна
№271 [277]
В некотором царстве, в некотором государстве жил именитый купец; у него был сын Иван. Нагрузил купец свои корабли, дом и лавки приказал жене да сыну и отправился в дальний путь. Едет он морями месяц, и два, и три, пристает в земли чужестранные, закупает товары заморские, а свои по хорошей цене продает. Тем временем над Иваном купеческим сыном стряслась беда немалая; озлобились на него все купцы и мещане: «Зачем-де он такой счастливый? Весь торг у нас отбил!» Собрались целым обществом, написали челобитную, что такой-то купеческий сын — вор и гуляка, не достоин быть в нашем звании, и присудили отдать его в солдаты. Забрили ему, сердешному, лоб и отправили в полк.
277
Место записи неизвестно.
AT 401 (см. прим. к предыдущему тексту) + отчасти 3001 (Победитель змея. См. прим. к тексту № 171) + отчасти 4002 (Царь-девица. См. прим к тексту № 230, более развернутые варианты — тексты № 232, 233). Эпизод полета Ивана купеческого сына внутри лошадиного трупа на огромной Гриб-птице ср. с сюжетом «Золотая гора» (AT 936* — см. текст № 243 и прим. к нему). В еще большей мере сближается с этим сюжетом тот вариант сказки, на который указал Афанасьев в сноске. Это не случайно: в «Рассказе царицы змей» из «Тысячи и одной ночи» сюжет о чудесной жене-птице слит воедино с сюжетом «Золотая гора». Троекратное ночное противостояние Ивана нечистым во дворце напоминает традиционные восточнославянские сказки о девушке, встающей из гроба (AT 307 — см. тексты № 364, 366, 367). Сложная по своему сюжетному составу данная и следующая сказки имеют бытовой колорит, связанный с солдатской средой.
После слов «пущай у нас три года проживет да триста рублей заработает» (с. 271) Афанасьевым указан вариант: «Пусть, — говорит хозяйка, — заживет у нас триста рублей да возьмет за себя дочку нашу». А у ней дочь была проклятая — туловище человечье, а голова змеиная. Живет Иван в трактире, с утра до вечера на работе; случилось раз — никого дома не было; вздумал он пойти по хозяйским комнатам да все повысмотреть. Ходил, ходил и набрел на дверь железную — на крюк дверь заперта, печатью запечатана. Иван купеческий сын недолго думал, разломал печать, снял крюк, отворил дверь, глянул — а в той комнате кровать стоит, на кровати проклятая дочь лежит, змеиная голова злобно шипит. «А, так это моя невеста! Ладно ж, я с тобой сейчас сделаюсь!» Выхватил острый палаш, хватил со всего размаху и отрубил ей голову; после побежал на конюшню, оседлал своего коня и марш со двора. «Поеду, — говорит сам себе, — по белому свету странствовать; в полк нельзя вернуться — все равно просрочил!» Ехал, ехал и попал в дремучий лес, в том лесу — поляна, на поляне дворец стоит...»
После слов «во рту не было» (с. 276) дан вариант окончания сказки: «Видел страсть, — говорит Ивану королевна, — теперь больше не будет!» Ступай теперь расплатись с трактирщиком и приходи в такую-то церковь; там с тобой обвенчаются...» Иван купеческий сын взял кошелек с золотом, пошел, рассчитался с трактирщиком и поехал куда сказано. А трактирщица приготовила сонного зелья и послала работника на дорогу: «Ступай в чистое поле; там увидишь пастухов, что коров пасут, пристройся к ним и дожидай, пока солдат не подъедет. Я напущу на него нестерпимую жажду; станет он воды просить, ты и подай ему это зелье». Сказано — сделано. Вот едет Иван купеческий сын, жажда его совсем измучила, увидал пастухов и стал воды просить; тотчас выбегает вперед работник, подает ему сонное зелье. Иван испил, и так ему спать захотелось, что тут же на траве лег и крепко заснул. Спал он до самого позднего вечера, а как солнышко закатилось — пробудился и вернулся в мраморный дворец. «Что ж ты в церкви не бывал? — забранилась на него королевна. — Смотри, завтра не пропусти времени...» На другой день с Иваном купеческим сыном то же случилось; и на третий день он не вытерпел, хлебнул сонного зелья и заснул глубоким сном. Ворочается королевна домой из церкви, увидала пастухов и стала их спрашивать: «Послушайте, добрые люди, вы здесь давно пасете, не видали ли вы — не проезжал ли здесь конный солдат? — «Да вот он спит». Королевна написала письмо и запихнула его Ивану купеческому сыну за мундирную пуговицу, а в письме было сказано: «Прощай, мой нареченный муж! Если захочешь найти меня, то ступай за тридевять земель, в тридесятое государство; я тамошнего короля дочь». После того она уехала. Вечером проснулся Иван купеческий сын, поехал к мраморному дворцу, а его уж нету — только следы видны, что когда-то здесь высился; королевна перенесла дворец в тридесятое государство. Остановился добрый молодец, пораздумался: что теперь делать? Тут увидал он записку, прочитал и сам себя спрашивает: «А где ж это тридесятое государство? В какую сторону путь держать?» И заприметил он, что где ни ехала королевна, где ни ступали ее лошади — там везде родники поделались, и поехал по тому её следу. Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — приезжает Иван купеческий сын к океан-морю; видит он — рыбаки сети закидывают, и спрашивает их: «Как бы мне через море перебраться?» — «А вот насыпь полну лодку золотом, так мы тебя научим!» Иван тряхнул кошельком — и посыпались червонцы; насыпал им полну лодку. «Теперь потроши свою лошадь». Он вынул нож, зарезал коня, выпустил из него требушину и вымыл брюхо чисто-начисто. «Ну, вон видишь, за морем стоит высокая гора, на той горе семьдесят семь дубов, на тех дубах птица-львица гнездо свила да детей высидела; всякий день прилетает она сюда, садится на этот каменный утес и высматривает добычу; как высмотрит, сейчас подхватит и несет на гору; принесет, бросит и летит деток своих собирать. Вот ты и полезай в лошадиное брюхо; а мы тебя зашьем; пусть птица-львица унесет тебя на ту сторону. Только смотри — не плошай: как скоро она полетит детей кликать, сейчас пори брюхо и пущайся с горы катком; коли птица да застанет тебя, не быть тебе живому! Уж много храбрецов на такое дело выискивалось, да ни один жив назад не ворочался». Так и сделали. Прошло с полчаса времени, вдруг поднялась ужасная буря — прилетела птица-львица и села на камень, словно сенная копна; глянула во все стороны, увидала убитую лошадь, подлетела, запустила лапы и поднялась высоко-высоко; скорей пули из ружья летит, ажно у Ивана в ушах ветер свистит! Перенеслась через океан-море широкое, опустилась на высокую, крутую гору, бросила добычу и полетела детей собирать. Иван купеческий сын вынул нож, прорезал дыру, вылез из лошадиного брюха и катком с горы покатился. Катился, катился — трое суток прошло, пока до низу добрался; да еще трое суток без памяти лежал. Насилу опомнился, встал и пошел куда глаза глядят. Прошел сверху, глядь — стоит великолепный дворец, из чистого мрамора выстроен, золотой крышею покрыт. «Ах, видно, здесь моя невеста живет!» Стал дворцовую стражу выспрашивать и узнал, что в их королевстве появился двенадцатиглавый змей и всякий день людей пожирает, что сегодня пал жребий на королевскую дочь и вот только что повезли ее на съедение. Иван купеческий сын взял в руки тугой лук разрывчатый и калену стрелу, и пошел — убил двенадцатиглавого змея, и женился на королевне, а в приданое пол-королевства взял».