Нарушая правила
Шрифт:
С Владимиром…
Терпеть не могу этого нудного стареющего хрена! И что она в нем только нашла?
– Знаешь, что, мам, если вы с Владимиром, – нарочно делаю акцент на имени ее мужа, – решили воспитать не пацана, а ботаника, флаг вам в руки. Только давай, я сам решу, что дарить своему брату?
– Ну хорошо, – нехотя соглашается мать. А после чего добавляет: – Отец заблокировал твою кредитку. Посмотрим, как ты умеешь вести бюджет, – она открывает свою сумку и что-то
Я забираю из ее рук кусок пластика и кручу его в руках.
– Сколько там?
– Пятьдесят.
– Сколько-сколько? – ушам своим не верю.
– Пятьдесят тысяч рублей, – отчетливо произносит мама.
– Я умру с голоду.
– Не преувеличивай. В нашей стране минимальный оклад в несколько раз меньше, и ничего люди живут, и семьи кормят.
– Ты меня ненавидишь.
– Ты ошибаешься. Может, я была и не самой показательной матерью, но я много работала и всегда старалась дать тебе все самое лучшее. И где она благодарность?
– Поэтому теперь Марк за меня отдувается? – игнорирую ее попытку пробудить мою совесть.
Мой мелкий братишка – единственный человек, который принимает меня таким, какой я есть. Для него я супер крутой старший брат.
– Он не отдувается, а растет человеком, который знает цену деньгам, – мамин голос сочится недовольством. – Вставай, умывайся, я подвезу тебя до института, – распоряжается она.
– Не надо, – принципиально отказываюсь.
– Ну как знаешь. Я, вообще-то, спешу, – говорит она, загибая рукав белого жакета, и бросает взгляд на свои наручные часы. – Учти, Тима, я даю тебе последний шанс, – снова награждает меня тяжёлым взглядом. – Еще один промах, и я перестаю обеспечивать твою сытую увлекательную жизнь. Папа того же мнения.
Взбешенный тем, что со мной обходятся, как с ребенком, я скребу ногтями щетину на подбородке.
– А он сам мне не может это сказать? Или он, как обычно, слишком занят? – язвлю в ответ. – Какая там уже жена у него по счету?
– Позвони и спроси. Дела твоего отца меня давно не касаются.
Мои отношения с отцом – это отдельная история. Вот уже десять лет он живет в Израиле, и, обычно, мы общались по телефону не чаще, чем пару раз в год. Я звонил ему, чтобы поздравить с днем рождения. Он поздравлял меня и снабжал бабками.
Все было идеально.
А что теперь?
Они с матерью сговорились и решили проучить своего нерадивого отпрыска.
Так непривычно представлять их на одной стороне, ведь все, что я помню о нашей долбанутой семье – их сплошные склоки по любому поводу.
У отца тяжелый характер. У матери – в тысячу раз тяжелее.
Ну и скажите мне, как у этих вечно орущих друг на друга людей мог получиться кто-то другой, а не я?
То-то и оно.
Поднявшись с кровати, я проверяю комнаты в своей квартире. Спасибо, хоть ее мне оставили и не заставили переехать в общагу.
В гостиной
Откашлявшись, я отвожу взгляд от этого зрелища и стучу кулаком по дверному косяку.
– Эй, народ, подъем!
Уже позже, когда Фриц паркуется перед универом, мы курим, стоя возле его "фольксвагена".
После встречи с мамой чувствую себя паршиво. И дело даже не в тачке, которой она меня лишила.
Меня никто не воспринимает всерьез. В меня никто не верит.
Что отец, что мать и ее муж воспринимают меня как иждивенца и ходячую проблему. Когда я был мелким, они осыпали меня дорогими вещами и позволяли творить, что угодно, а теперь вдруг перекрыли кислород, потому что я, видите ли, не оправдываю их гребаные ожидания.
А чего они хотели?
Заметив, как Фриц кому-то машет, я невольно оглядываюсь. По ступеням, ведущим к парапету, поднимаются две девчонки. С одной из них у Фрица, кажется, что-то наклевывается, но это не мешает ему параллельно мутить с другими девушками. Мой же взгляд прикован к ее темноволосой подружке. Что-то в облике этой девчонки кажется мне знакомым. На ней длинная юбка, как у монашки, темно-зеленая куртка и объемный шарф.
– Слушай, ты ее знаешь? – дергаю подбородком в сторону девушек.
Фриц следит за моим взглядом.
– Конечно, это же Аня. Мы, типа, вместе.
– Вместе, – передразниваю его. – А ночью ты с кем сегодня зажигал?
– С Мариной, – зевает Фриц. – Капец, так спать охота. Нахрена только к первой паре припёрлись? – жалуется он. – А чего ты про Аньку спрашивал-то? – прищурившись, пристально смотрит на меня.
– Да, расслабься, мужик, я не про твою блондиночку спросил, – развеиваю его напрасные опасения.
Его лицо разглаживается.
– А-а-а, ты про Дину? Вы же, вроде как, знакомы.
– Серьезно?
– Тим, ты чего? Это же ты над ней тогда поугарал, напугал ментами. Вспоминай! Ну ты еще ей сказал, что всех загребут и надо сваливать!
Не дослушав Фрица, я останавливаю девушек громким свистом. Как по команде, они обе оглядываются. Я с жадностью изучаю лицо той, что меня заинтересовала.
Точно. Я вспомнил.
Это же Насекомыш – перепуганная дурочка в очках, рядом с которой не сработала ни одна из моих победоносных улыбок.
Правда сейчас она без очков.
Еще одна аппетитная брюнеточка с вот такими карими глазищами и ангельской мордашкой. Разве я мог не обратить на нее внимания?
Увидев Фрица, Аня, та, к которой он подкатывает, машет рукой. А вот ее подруга демонстративно отворачивается, предварительно смерив нас таким взглядом, что, если бы им можно было убивать, я бы, без вариантов, дал дуба.
– Ясненько. Так ее Диной зовут. Расскажи о ней.
– Да я мало что знаю. Она, как Аня, неместная, в общаге живет. Приехала их какой-то деревни. Дубровники, или как-то так…