Нарвегия
Шрифт:
Поэтому сегодня, как и все последние годы, он молча прошёл на перрон, сделав «морду кирпичом», и мысленно желая «всех благ» лентам и Бюрократам от Службы Безопасности.
Потолок когда-то белой огромной арки станции казался серо-жёлтым: работала едва треть лампочек, живописно усеивавших семь пятиметровых колец помпезно-монументальных люстр, тускло освещая всё, что с гулом переваливалось внизу, словно море в тумане… А когда-то лампочки здесь были по сто ватт, а не по двадцать пять – и всё казалось ярким, радостным, оптимистичным. И грязно-бурых потеков от грунтовых вод не было ни на стенах,
Леонид спустился на перрон. Казавшаяся издалека монолитной масса неопределённых размеров и цветов, распалась на отдельных людей.
Огромная толпа клерков и Госслужащих, традиционно едущих на службу к девяти, всё прибывала. От серых, чёрных, синих и коричневых деловых костюмов, и чёрных юбок с белыми блузками у женщин, взгляд привычно перешёл на купол станции: после позавчерашнего дождя эти самые грунтовые воды спокойно и методично сочились по потолку и стенам. Ничего, дренаж работает – всё сливалось в приямки, и утекало куда-то вниз – к системе насосов. Да и привыкли все: поездам-то не мешает!
Протиснувшись через толпу, Леонид занял место во втором ряду к первой двери третьего вагона. Вяло кивнул на приветствия коллег по поезду, традиционно помалкивающих, и состроивших ему подобие дежурной улыбки. Все «белые воротнички» знают друг друга чуть ли не годами. Ну, как знают – по лицам. И может быть, месту работы.
Вовремя он подошёл – вот и поезд. Спасибо, хоть машинисты метро пока более-менее соблюдают график.
Но всё равно – в целях «экономии электроэнергии и оптимизации доставки пассажиров» интервалы доходят утром, в самый час пик, до десяти минут… Ночью – и до двадцати.
А раньше семи утра и позже одиннадцати вечера уже и метро не работает – профилактика. Хотя чего там «профилировать» – в рабочем виде только несколько допотопных составов. Их из последних сил и латают купленные за валюту специалисты от производителя – бригада высококвалифицированных механиков. А толку!.. Регулярно какие-то составы приходится снимать с маршрутов прямо среди смены… Тогда из депо срочно выгоняют собранный, словно конструктор Лего, из вагонов разных годов выпуска, резервный поезд.
Про закупку новых вагонов речи даже не идёт – денег на такие излишества выделить неоткуда. Бюджет страны и без того перегружен.
Счастье ещё, что на работу теперь ездит всего несколько десятков тысяч, и – только служащих. А не сотни тысяч рабочих и инженеров, как бывало ещё лет двадцать назад: почти все промышленные предприятия и заводы, не говоря уже о разных там Проектных институтах – закрыты. Навсегда. Здания, земля, станки, мебель и всё оборудование распроданы. Или расхищены.
Ввалившись с толпой в свою дверь, Леонид поспешил протиснуться к дальней двери – ему ехать восемь станций. Серые обезличенные массы в костюмах и форменных юбках-блузках, вливающиеся на двух следующих станциях, прижимали его к холодной створке с грозной надписью «Не прислоняться!», сделанной огромными жирными буквами, всё сильней.
Но уже через пять остановок стало куда легче – служащие выходили и торопливо направлялись к местам работы. В последние годы они казались Леониду толпой покорных и отчаявшихся овец, раз и навсегда следующих проторённой тропой на тощее казённое пастбище. И готовых терпеть всё это вечно. Возможно, на этот образ его натолкнули их бледные, равнодушные и погруженные только в собственные проблемы, лица.
А, собственно, разве они и впрямь, не едут пастись? Стричь пусть куцую, но – достаточно стабильную травку «льготных» зарплат и всяческих «пособий»? Госслужба в Нарвегии – чуть ли не единственная оплачиваемая пока гарантированно, работа.
За неё держатся. Многие даже выучили Государственный язык… Он – тоже. Выучил. Но старается говорить пореже – акцент, грамматика и всё такое… Позорище.
И пусть платят не бог весть как, но – платят. Стаж идёт. Не то, что в «частном секторе», где – сегодня какое-нибудь громко называющееся ООО или СП есть, а завтра – разбежалось, заметя следы и ликвидировав документацию – контрмеры против Налоговой. Вот и ищи потом эти данные по архивам – чтобы доказать, что ты работал, и пенсию начислили хоть чуть-чуть побольше, чем Социальное Пособие!.. В сорок «у.е».
Когда однажды Леонид по делам службы побывал в Госархиве, его поразило число скандалящих и чуть ли не лезущих на штурм приемных окошечек стариков и пожилых женщин. Но куда больше народу – особенно стариков-мужчин – просто тихо плакали по углам огромного зала… Это больно резануло – как по обнажённым нервам: зрелище беспомощных и бесправных людей, отдавших лучшие годы жизни, и почти все силы, а теперь оставшихся у «разбитого корыта»…
С этой картиной резко контрастировали равнодушные лица лентов, следящих «за порядком», и вышвыривавших за двери слишком уж разошедшихся. Или – уводящих под белы ручки идиотов, помянувших недобрым словом Верховную Власть. Или – самого!..
На своей станции Леонид вышел свободно: вагоны почти опустели. В центре почти никто не работал, и ехали туда лишь единицы – по делам, или к родственникам.
До здания Госкомстата пешком пять минут. Здесь, в центре города, сконцентрированы все основные службы Администрации – разные Комитеты, Комиссии, Хокимеяты, Министерства и Ведомства. Без которых жить станет – ну просто «невозможно»!
Иной раз Леонид думал, что если вдруг все казённые здания, да со всем персоналом, окажутся на Луне, основная масса населения вздохнёт с огромным облегчением!
Потому что тогда никто с них не будет требовать всяческих СПРАВОК…
На работе пришлось работать. Квартальный Отчёт. А практически сразу за ним – и полугодовой. Леонид автоматически подправлял данные, проходившие через его, как руководителя подразделения, руки.
Вот эта цифра явно занижена. Ну-ка, посмотрим, что в прошлом квартале… Ага, значит, сделаем на ноль два процента выше: прирост крайне желателен. Или его нужно «нарисовать»!..
Ну а провальное падение вот этого производства придётся подкорректировать: так, теперь лучше. Никто не придерётся. Для официальной статистики падение в полтора раза никуда не годится. А вот на ноль три процента – допустимо. Словно работа всё ещё ведётся, и есть надежда на рост чего-то там… Страна живёт, работает, развивается. Движется к Светлому Будущему. Как бы.