Нарвское шоссе
Шрифт:
В полдень прилетал немецкий разведчик и кружил над нами. После – опять налеты немцев, только не на наши доты, а на деревни и шоссе. Опять пожары, видные даже издали, и запах гари в воздухе.
На обеде Коля негромко сказал, что на шоссе в потоке отходящих больше стало военных: и повозки, и машины, и пешие. Теперь они сворачивали и на дорогу, идущую за дотом к деревне Сала на Луге. Что интересно, была и станция Сала, но совершенно в другом месте. Деревня стояла на Луге, где-то к северу от нас. А станция – на юго-запад, перед Дубровкой. Это тоже Коля рассказал, ибо карта коменданта дота оказалась рядом с ним, и он не преминул туда заглянуть.
Я сам попробовал припомнить что-то из своего времени про здешнюю географию. Вспомнилось немногое – Дубровки уже не было, вместо лесов – карьеры по добыче фосфорита; шоссе, конечно, – пороскошнее
А дальше был артналет. Уже по нам. Откуда-то из-за Нарвы. Мы быстро посыпались в дот и заняли места по боевому расписанию. В амбразуру я увидел два последних разрыва. Они легли где-то перед проволочными заграждениями. Всего было с десяток разрывов, как я услышал. Волох прошелся по постам и всем громко объявил, что немцы стреляли явно дальнобойными орудиями и наобум. Возможно, целились в шоссе, но все снаряды легли в поле.
Это хорошо, если все так. Я по приказанию Волоха проверял состояние набивки по косяку входной двери, которая, как мне объясняли, называлась «тяжелая герметическая дверь» и должна была сопротивляться удару взрывной волны и огню. Для этого в ее конструкции имелись металлические детали и обивка кровельным железом. А по косяку шел войлочный жгут для лучшего прилегания стыка двери и стены. Вот его целость я и проверял. Я спрашивал взводного, есть ли легкие герметические двери, и он мне сказал, что есть. Их ставят внутри казематов, туда, куда взрывная волна не достает. Вот я занимался своим делом и размышлял, можно ли стрелять вот так наобум. У меня был знакомый, служивший в артиллерии на второй чеченской, – Костя Зыков. Он рассказывал, что сами они не стреляли – только по приказу с наблюдательного пункта. Куда стреляли – сразу они не знали. Командуют им так: вот у них пристреляны цели, и идет команда – стрелять точно по цели, скажем, номер три или в сторону от нее, изменив прицел, или что там у них есть. А так они могли только догадываться, что если стреляют снарядом с дистанционным взрывателем, то где-то явно группа «чехов». А если взрыватель фугасный, то «чехи» окопались. Иногда им говорили, что цель поражена, и благодарили за службу. Несколько раз они видели результат стрельбы. Когда воронки в поле, когда разбитые дома. А как-то в передаче говорили, что когда американцы бомбили Вьетнам, то на одного убитого вьетнамца они расходовали несколько тонн бомб. Чтоб не соврать – тонн пятнадцать или семнадцать. И пояснялось, что это половина загрузки стратегического бомбардировщика или пять-шесть вылетов «фантома». Я тогда аж офигел – стратегический бомбардировщик одним вылетом убивает аж двух вьетнамцев! Тогда получается, чтоб перебить население какого-то небольшого городка, туда надо летать чуть ли не всем бомбардировщикам США! Ну, тут я точно не скажу, ибо цифр не знаю, но получается вроде того.
То есть большая часть бомб падает куда-то в другое место. Получается, вроде бы в белый свет как в копейку боеприпасы кидаться не должны, если опираться на сведения Кости, а с другой стороны – бомбы и так летят куда угодно, но только не в цель. Про стрельбу из автоматов мне говорили, что стреляют часто куда-то в нужную сторону, чтоб плотным огнем подавить врага. Он может даже и без потерь от этого огня отойти. Или это про пулеметы говорили? А, ладно. Время придет, и увижу. Если успею. Хотя в любом случае этот десяток снарядов мышей полевых в поле погонял или жаб зеленых в болотце, а нам ущерба от него нет.
Потом я проверил и смазал задрайки двери. Вроде как недавно я их открывал, и они работали, но коль начальство сказало – надо проверить и доложить. Доложил, а меня с Колей направили на покрытие дота – посмотреть маскировку и подправить, что нужно.
Потом, уже втроем, ходили на пункт боепитания, получали гранаты и винтовочный гранатомет.
Оказывается, нам в доте положен винтовочный гранатомет и десять гранат к нему. Еще нам были положены пять ручных гранат, и еще сверх комплекта – зажигательные бутылки. Пошли Островерхов, я и Борис с левого пулемета. Что такое винтовочный гранатомет, я и не знал. Повспоминал: в наше время вроде таких не было. Ребята, что служили, называли только подствольные гранатометы и автоматические. Мне было интересно, на какой из них будут похожи здешние гранатометы. Но нам его не выделили. Нет их сейчас, а вот остальное было. Мы с Борисом взялись за ящик с бутылками, а Островерхов понес гранаты. Я спросил Островерхова, что это за винтовочный гранатомет, но он не знал. В Гражданскую их не было. Старые солдаты, что на германской воевали, говорили, что у немцев есть гранаты, которые вставлялись в ствол винтовки и холостым патроном выбрасывались. А сейчас их Федор Ильич не успел увидеть. Борис сказал, что он мельком их раньше видел. На ствол винтовки надевается такая труба, в нее с дула вставляют специальную гранату и стреляют боевым патроном. Граната летит и рвется в воздухе. Насколько далеко, он не помнит, но вроде как дальше чем полверсты. По виду граната похожа на лимонку – такая же рифленая, только чуть другой формы.
По дороге перекуров мы не делали в прямом смысле, ибо несли бутылки с горючей смесью. Потому мы просто отдыхали. Пока гранаты получали, Пашу Черного опять посылали коменданта сопровождать к ротному. И он увидел интересное – оказывается, у нас в батальоне есть девушки. Точнее, одна, и она постарше нас, лет так под тридцать. Она зубной врач и выдергивала зуб повозочному из нашей роты. Мы за перекуром поговорили на эту тему, но так, чтоб только лясы поточить. Нам, естественно, ничего не светило, ибо у нее знаки различия, как у лейтенанта. Спросили Пашу, что он там интересного услышал, но он ничего сказать не мог, ибо все внимание сосредоточил понятно на ком. Он вообще зубодерного оборудования боится, но тут преодолел себя.
Я его понимаю – сам к стоматологу лишний раз не ходил, хотя и слышал, что сейчас зубы лечат менее болезненно, чем раньше.
Следующий день был днем падения Нарвы.
Мы об этом догадались не сразу, но потом это стало совершенно ясно. Ибо отступающие совершенно прекратили двигаться по шоссе. Было даже несколько групп, которые отходили не по шоссе, а полем. Они ушли подальше от дороги и бомбившейся Дубровки, но там наткнулись на проволочные заграждения. Пришлось посылать к ним проводника – показывать проходы.
Ходивший туда Моня говорил, что там были в основном пехотинцы, но, кроме них, еще и несколько вооруженных штатских. Наверное, это были какие-то нарвские ополченцы. Или, может, из какого-то другого эстонского города.
Моня спросил, как им пришлось воевать, ему односложно ответили, что тяжело. Потом добавили, что очень сильный у немцев огонь артиллерии и пулеметов. Про танки они ничего не сказали.
А потом наши подозрения насчет Нарвы укрепились. С той стороны уже начался огонь. Периодически – короткие налеты артиллерии, снарядов десять – двадцать на слух. То по одному нашему флангу, то по другому, то здесь, то там. Волох нам рассказал, что огонь такой называется беспокоящим. Его артиллерия ведет наряду с прицельным огнем по точно известным целям. А вот такой беспокоящий – для наведения паники и нарушения нашего маневра. Бояться его особо нечего, если в тот момент под него не попадешь. Наш дот рассчитан на противостояние 152-мм снарядам, так что надо еще поискать такую систему, что пробьет его. Они-то вообще существуют, но не на каждом шагу, а обычно бросаются на самые важные участки.
Канонада со стороны Кингисеппа притихла, но совсем не пропала. Это вселяло дополнительное беспокойство. Вообще беспокоиться было о чем, но мне отчего-то хотелось сладкого. Конфету, булочку, шоколадку. Вот странное ощущение: вроде бы как я к сладкому особого влечения не имел, разве что к мороженому. А вот поди ж ты: перед боем хочется – и все. Я понимаю, если б мне хотелось удрать побыстрее или там на мочу исходил…
Но хотелось сладкого.
Хотя если совсем честно, то уйти хотелось. И мочи тоже хватало. Но не до такого уровня, чтоб не выдержать и смыться побыстрее. Особенно когда отвлечешься на всякие мелочи вроде устранения задержек пулемета.
Вообще я по устранению задержек и наводке пулемета малость поднатаскался и некоторую уверенность в себе обрел, но вот стрельба… Из винтовки я стрелял только раз, и все три пули «пошли за молоком». А вот из пулемета – ни разу. Егор меня подбодрял, говоря, что «максим» очень точно стреляет, особенно с казематного станка, даже лучше, чем со станка Соколова. Так что если правильно навести, то пулемет сам все сделает. Даже «дегтярев» менее точно стреляет, и у него отдача резче чувствуется. Егор добавил, что при стрельбах из ДП оценки у него и его товарищей были ниже, чем при стрельбе из «максима». Я спросил, отчего так. Егор ответил, что, наверное, дело в весе. Тяжелый станкач устойчивее при стрельбе, чем легкий ручной.