Нас больше нет
Шрифт:
Ещё не совсем привыкнув, не спеша, как будто ощупывая перед собой пол, вышел из комнаты. Небольшая прямая лестница, вела вниз, в просторную комнату с множеством окон. У дальней стены стоял стол на массивных деревянных ножках и пара стульев возле него. Рядом располагалась большая лавка, скорей похожая на что-то подобие кровати, укрытая множеством разноцветных покрывал. Осторожно ступая по лестнице, спустился вниз и остановился в центре комнаты, разглядывая более подробно, довольно замысловатое помещение. В комнате было довольно тепло. Император был очень растерян над убранством комнаты. В одной из стен,
— Вот возьми, — прозвучал голос за спиной.
Амур вздрогнул от неожиданности и обернулся.
— Ты хочешь выйти из дома, я знаю. Возьми вот одежду тёплую, — она протянула большой тулуп, полностью покрытый медвежьей шерстью. — Если хочешь, можешь себе его оставить.
Амур взял в руки подарок. Несмотря на внушительные размеры, тулуп оказался очень лёгким, не тяжелее его собственной куртки. Шерсть была с обеих сторон, а между ней прощупывались не частые толстые нити, но на шкуру животного это не было похоже.
— Я знаю, ты много что спросить хочешь. Отвечу с радостью, если смогу, а ты присядь, тебе нужно научиться заново есть, — улыбнулась Дарьяна, приглашая жестом за стол.
Амур присел на один из стульев, стоявших у окна, и уставился в гладко-отшлифованное полотно стола. Его сознание всё ещё находилось в некой прострации. Он чувствовал себя как-то спокойно, но в глубине души понимал, что так быть не должно.
— Я умею есть, — запоздало возразил император. Есть действительно хотелось, не то чтобы сильно, но аппетит был хороший.
— Умеешь, но не помнишь. Если позволишь, я помочь постараюсь, чтобы организм твой вспомнил, — ответила девушка и поставила на стол несколько глиняных чашек, покрытых разноцветной глазурью. — Выпей вот это, только не торопись, маленькими глотками, — протянула она ему чашку, в которой плескалась непонятная жидкость желтого цвета. Амур недоверчиво повертел её в руках, понюхал и одним глотком осушил.
— Вкусно? Теперь съешь этот мёд, — она протянула вторую чашку. — Прости, но больше тебе нельзя. Вечером поешь чуть побольше и дня через три сможешь есть всё, что захочешь.
Дарьяна уперлась локтями в стол, ладонями в подбородок и уставилась на гостя, с растерянностью разглядывавшего опустевшую посуду. Было видно, что он совершенно не понимает, почему должен был съесть лишь это, но всё ещё не покидающая растерянность, не давала возможности возразить или поинтересоваться причиной столь скудной еды. Отвлёкшись от чашек, император посмотрел на девушку. В ответ она тут же улыбнулась. Эта простая улыбка стесняла, но в тоже время и не позволяла отвести взгляд. А глаза… Глаза заслуживали особого внимания. Вроде бы ничего особенного, но глядя в них, Амур погружался в какое-то непонятное блаженство, граничащее с помешательством. И чем больше он в них смотрел, тем ещё более хотелось, но параллельно этим чувствам столь же сильно возрастало чувство отчаяния и бессилия, непонятно перед чем, или кем.
Амур резко встряхнул головой и протёр лицо руками.
— Скажи, Дарьяна, как я сюда попал и что это за место?
— Я подобрала тебя у реки. Ты почти умер, а в груди палка торчала.
— Стрела, — перебил император.
— Знаю, это не имеет значения. Домой к себе принесла.
— Ты, наверное, великий лекарь, если смогла вытащить стрелу и залечить рану так, что если бы не оставшийся шрам, то я подумал бы, что ничего и не было, лишь гадкий сон.
— Нет, я не лекарь, я Дарьяна, — ответила девушка.
— А кто же тогда меня вылечил?
— Ты сам себя вылечил.
Амур недоумённо уставился на девушку, — Ты уверена в том, что говоришь?
— Да, твой организм сам всё сделал, я лишь ему чуточку помогла, совсем немножко, но ты не гневайся на него, не помнит он многое, — искренне ответила Дарьяна.
— Ты, говоришь непонятно, Дара. Как я мог сам себя вылечить, если почти умер, и если бы не ты, то умер бы обязательно! Значит, всё-таки это — ты?
— Я лишь стрелу вытащила и помогла.
— Не понимаю…
— Амур, я не могу сейчас тебе это объяснить. Вернее могу, но ты пока не поймёшь. Как только сможешь понять, я попытаюсь снова.
— Хорошо, — согласился император. — А имя моё, откуда знаешь?
— Ты сам называл его постоянно, пока лежал. Твой организм лечил рану и тебе не велел просыпаться, чтобы сил зря не тратить, но иногда ты называл своё имя, — ответила Дарьяна и улыбнулась.
— Как долго я лежал?
— Снега ещё не пришли, когда нашла тебя, но уже скоро они таять будут. Месяц ещё и растают. Но ты не думай, организм твой очень слабый был, ему тяжело тебя быстро вылечить. Иногда, ты просыпался и говорил разное. Не помнишь наверняка?
— Ты гарийка?
— Если тебе так удобней, да.
Амур хмыкнул, встал из-за стола, подошёл к входной двери, и немного посомневавшись, осторожно взялся за ручку, а затем резко распахнул. Морозный воздух, как будто впервые в жизни, мощной лавиной обрушился на императора, что перехватило дыхание. Несколько раз глубоко вдохнув, Амур вышел на крыльцо. Оно было достаточно просторное, с большим количеством резных деревянных деталей. Толстые столбы, поддерживающие крышу крыльца, были изрезаны плавными линиями и напоминали витую верёвку. Каждый виток имел свой цвет, что придавало столбу особую красоту. Было много ещё всяких мелочей, но на их любование не было никакого желания. Небо, затянутое сплошной пеленой облаков, посыпало землю редкими крупными снежинка. В сотне шагах от дома, полукруглой стеной, возвышались огромные хвойные деревья, укрытые пышным белым покрывалом.
Внезапно нахлынула тоска по дому. Мозг наконец-то решился снять защитные преграды, оберегавшие человека во время болезни, и обрушил одним махом на него всё, что только можно. Страх, который являлся редким гостем в голове императора, вдруг дал себя ощутить в полной мере. Пришло понимание предательства родного брата. Губы императора задрожали. Амур медленно спустился с крыльца, упал на колени в снег и с остервенением стал его загребать ладонями, всё новой и новой порцией обдавая лицо, в надежде, что кошмарный сон закончится, и он наконец проснётся в своём походном шатре…. Но этого не происходило. Ничего не происходило, лишь звенящая тишина безжалостно давила на барабанные перепонки.