Нас позвали высокие широты
Шрифт:
Ушли, однако, не все — у берегового обрыва осталась могила с вырезанным на деревянном столбике якорем и звездой.
Иногда начальник собирает нас для обсуждения планов на будущее, которое омрачают два обстоятельства: строительство на базе требует гораздо больше времени, чем мы ожидали, а трудности маршрутов по леднику мы также недооценили. Многие буквально мечтают о зимовке на ледниковом
Бажев работал на кровле бани и, увидев проходящего Зингера, окликнул его и поманил к себе пальцем. Женя такое обращение посчитал недостойным и, кратко словесно отреагировав, продолжил свой путь. Большой чести участникам этого, в общем, незначительного конфликта описанное событие не делало, но начальник сумел поднять его на должный уровень, всенародно обратившись к своему парторгу:
— Евгений Максимович! Нам с вами надо поговорить.
Секретов, что в экспедиции, что в коммунальной квартире, не бывает. Стало известно, что начало беседы имело шекспировский оттенок:
— Вы оскорбили моего заместителя, вам придется подать рапорт об отъезде на Большую землю.
В ответе же прозвучали гашековские нотки, причем достаточно официально:
— Товарищ начальник! Меня назначило партбюро института. Пусть мой беспартийный шеф обратится к нему с обоснованием замены, тем более, что я здесь единственный коммунист. По отношению ко мне была допущена вопиющая бестактность, и я указал своему оппоненту его место, не более.
На том беседа закончилось… Общественное мнение экспедиции сочло, что Зингер удачно закрыл наметившийся конфликт.
Нужно только время, которое в череде будней и событий отведет каждому достойное место в нашем маленьком ограниченном коллективе.
10 августа два санно–тракторных поезда отправляются на ледниковый покров с грузом для строительства наиболее удаленного от базы научного стационара. В походе участвуют оба водителя, начальник, Чижов и Каневский. Бажев, показавший себя сильным организатором и хозяйственником, остается на опустевшей базе, где дел достаточно. Людей на базе осталось меньше, они успешно трудились и за себя, и за уехавших. Определенно спокойней и без нервотрепки, которую начальник нередко создавал просто своим присутствием.
Неожиданная новость — с полярки сообщили, что вышел из строя трактор Ружицкого. И это в начале экспедиции! Только аврал и забота о тех, кто находился в маршруте на единственном оставшемся тракторе, отвлекала нас от черных мыслей. Участники похода вернулись 16 августа, оставив груз на месте будущего стационара. Усталые, измотанные, с обгоревшими лицами. Дважды трактор Неверова садился в трещины, из второй удалось его извлечь только спустя десять часов. При форсировании одной из зон трещин расстояние по прямой в три километра прошли за пять часов, тщательно проверяя фирн специальными щупами, то и дело отыскивая обходные пути и т. д. Достаточно сказать, что по маршруту выставлено 120 вех, в основном в зоне фирна. Из–за многочисленных поворотов это место получило название Серпантин.
Хотя нервов в этом походе было потрачено немало, случались и веселые моменты. Все многократно вспоминают, как Олег Павлович, стоя на тракторной гусенице, распорядился: «Трогай!» Причем это указание совпало с реакцией водителя на свою технику:
— У, зараза!
Наш ученый муж (еще один кандидат наук в экспедиции) на это с достоинством незамедлительно отреагировал: «Я вам не зараза, я старше вас!» Последовал взрыв хохота у присутствующих: все довольны и никто себя не уронил…
Со строительством базы к этому времени мы преуспели. Закончены штукатурные работы в главном доме базы. В механической забетонированы опоры под движки. Один уже опробовали, заработали приемники, а вечерами на исходе полярного дня стали включать свет.
Только бы не подвел транспорт накануне решающих событий, завершения строительства стационара на ледниковом покрове, от которого зависит успех экспедиции. Все чаще возникает вопрос — как быть маршрутникам — мне и Олегу Яблонскому: ведь в соответствии с предварительными планами нас должны перевозить с точки на точку наблюдений в балке на прицепе трактора! Теперь в подобное не верится. Разумеется, можно и пешком, только тогда придется запланированный объем наблюдений сокращать и изменять, но как? Необходимость в этом вырисовывается все неотвратимей, причем с потерями в сравнении с первоначальными планами.
Спустя полтора месяца после высадки в Русской Гавани я начал свои первые маршруты, причем с массой ненужных приключений. 22 августа впервые проехал на тракторе по леднику Шокальского до так называемой Перевалки, расположенной у боковой морены в пяти километрах южнее юры Ермолаева против гор Бастионы. Цель моего появления — нанести положение Перевалки на карту, поскольку отсюда тракторный путь расходится на юг к будущим стационарам Ледораздельная в области питания и к западу Барьер Сомнений в области расхода.
Впечатления от езды по каменистой полярной пустыне в кабине трактора: сплошной немилосердный грохот и тряска. Одновременно возникает тревога, когда бросается в глаза летящая из–под гусениц каменная крошка и талый снег, изгибающийся от непосильного груза, словно бумажная лента, двутавровый швеллер буксировочного устройства, куски металлической оковки, надраенной до зеркального блеска вместе с древесной трухой по всему тракторному следу. Ненадолго нам хватит при такой езде тракторных саней. Тем разительнее бег трактора с прицепом по леднику в спокойной краевой зоне ледника, лишенной больших трещин.
Пока Перевалка представляет скопление ящиков и бочек с брошенными тракторными санями поблизости, не выдержавшими описанных испытаний. Ребята занимались разгрузкой, а я успел отнаблюдать пункт на морене, отметив его солидным гурием, благо камня здесь хватало. Начальник заполнял журнал под мою диктовку, явно оценивая мою дея–тельность. С Перевалки я пришел к выводу о необходимости такого же пункта на гребне юр Бастионы.
Начальству моя идея понравилась, и на следующий день мы отправились претворять ее в жизнь. Часа за полтора на гребной шлюпке одолели акваторию Русской Гавани, благо погода стояла идеальная. Высадились в устье речки Неожиданная за ледником Шокальского, начали подъем по каменистым склонам и снежникам, временами по снежным мостам, под которыми бесновалась и ревела Неожиданная. Пока поднимались, потянуло холодным ветерком — и чем выше, тем сильней. Наконец добрались до плоского гребня на Бастионах с превосходным обзором по всем направлениям, где анемометр показал скорость ветра 27 метров в секунду или 11 баллов по шкале Бофорта («Производит сильные разрушения. Вдали от побережья наблюдается очень редко»). В такой обстановке я задумался — стоит ли приступать к наблюдениям, но начальник решил иначе. Разумеется, это была напрасная попытка, поскольку перекрестье нитей в поле зрения трубы дергалось и прыгало. Нам оставалось (по жаргону военной поры) драпен махен. Пока добрались до берега, шлюпку оттащило от него уже на десяток метров, хорошо на мелководье.