Нас учили рисковать
Шрифт:
Антон сел, несколько раз зажмурился, давясь удушающим запахом сгоревшего тротила, и только после этого встал.
– Дрон, ты живой? – спросил он, в последний момент поймав себя на мысли, что обращается через ПУ мысленно. Голова еще плохо работала.
Он обернулся. В сторону сносило водяную взвесь и клубы пыли, однако части горы с ямой, нагромождением камней и остатками башни не было. Стало понятно: ударами авиабомб пилоты устроили искусственный сель, который снес все на своем пути.
То, что произошло что-то из ряда вон выходящее,
Забыв обо всем на свете, она бросилась к мужчинам:
– Что случилось? Где Хусейн?
Ханпаша развернулся к Зареме всем телом, схватил ее за руки и вынудил посмотреть ему в лицо:
– Разве ты не видишь, мужчины говорят! Почему идешь и спрашиваешь у них то, чего тебе не положено знать? Ты забыла наши обычаи?
– Тише, люди услышат! – запричитал одноглазый хозяин дома.
В тот же момент в голове Заремы словно лопнула натянутая до предела струна. В сознание она пришла на заднем сиденье старого «УАЗа». Подсвечивая себе путь слегка желтоватым светом, он взбирался в гору. Потом машину тряхнуло, и все снова утонуло в вязкой и черной боли. Когда сознание вновь вернулось, она уже лежала на деревянной кровати в небольшой комнатке с ковром на стене. Страшно болел низ живота. А еще ей хотелось в туалет. Зарема приподнялась на локтях. Лицо было словно чужим. Неожиданно ее обдало жаром. Она была голой, а левый сосок распух и стал в два раза больше, словно его укусила собака.
Ничего не понимая, Зарема закуталась, как смогла, в покрывало, свалилась на пол, с трудом встала и направилась во двор. Свежий воздух слегка взбодрил молодую женщину, но она не могла понять, какое было время суток – раннее утро или вечер. Часть небосклона светилась розовым сиянием. На второй его половине горели звезды. Немного постояв, Зарема направилась в сад. Здесь, отойдя в дальний угол, она с трудом опустилась на корточки. Неужели ее так сильно избили?
– Зарема! – раздался старческий женский голос. – Где ты?
Придерживаясь за стволы деревьев, Зарема молча пошла на голос. У крыльца она различила силуэт женщины.
– Воды!
– Сейчас, – пообещал скрипучий женский голос, и силуэт скрылся в доме.
Она прислонилась плечом к стене. Раздались шаркающие шаги, и в зубы уперся край железной кружки. Зарема с жадностью сделала несколько глотков, но где-то в районе желудка появилась боль. Она посмотрела на черный силуэт старухи:
– А где Хусейн?
– Не знаю я никакого Хусейна. Иди в дом и ложись.
С трудом передвигая ноги, Зарема вернулась в комнату и легла на кровать. Странно, но она была мокрой.
Ее тело приобрело болезненную невесомость. Стало казаться, будто комната вместе с ней вращается вокруг своей оси. Зарема закрыла глаза. Она не знала, сколько длилось похожее на сон забытье. Ее бил озноб. Стучали зубы. Зарема куталась в покрывало, но не могла согреться.
И снова провал в какую-то бездну без сновидений. Ее кружило, качало в непроглядной черноте…
Зарема открыла глаза от прикосновения его губ к ее груди.
– Наконец ты пришел! – По лицу потекли слезы счастья.
Хусейн ласково провел своей шершавой ладонью по животу, обвел пальцем вокруг пупка, и вот уже его рука нежно опускается ниже. Он погладил внутреннюю часть бедра, и сразу стало легче. Потом провел по второй ноге. Слегка сдвинул ее в сторону.
«Он волшебник», – Зарема закрыла глаза. Ей очень хотелось знать, где он пропадал столько времени, но она боялась спросить, чтобы не лишиться этих сказочных ощущений. Вот снова Хусейн нежно и тихо вошел в нее… Неожиданно она вскрикнула от толчка. Грубого, сильного. Он что-то прохрипел и вошел в нее с новой силой. Причем с каждым мгновением делал это все грубее, со странной животной страстью, словно хотел вбить ее в эту старую деревянную кровать.
– М-мм, – не выдержала Зарема.
А между тем волосатая грудь Хусейна все терла и терла ее нежную кожу… «Почему у него такой странный запах? – попыталась отвлечься от боли Зарема. – Кислый, и борода стала мягче…»
Неожиданно ее словно ударило током, и она дико закричала. До нее, наконец, дошло, что она с другим мужчиной.
– Почему пугаешь? – обжег ухо горячий влажный воздух.
– Ханпаша! – узнала она его. – Что ты сделал? Хусейн убьет нас обоих…
– Ты две ночи спишь со всеми мужчинами, которые хотят женщину, и только сейчас вспомнила Хусейна? – с горечью в голосе проговорил он.
Неожиданно ей стало легче. Он свалился сначала на бок, потом и вовсе сел на кровати. Зарема зажмурилась, пытаясь стряхнуть с себя это страшное наваждение, этот бред, вызванный, скорее всего, болезнью. Тем временем мужчина медленно встал, подошел к стене и щелкнул выключателем. В свете висевшей под потолком лампочки она увидела голого Ханпашу. Он был еще возбужден, и Зарема отвела взгляд в сторону.
– Хусейн умер, – между тем констатировал Ханпаша. – Теперь ты общая женщина.
В голове Заремы, вызывая боль, пульсировала кровь.
– Родственники все равно не примут тебя обратно, а так хоть принесешь пользу моджахедам, – продолжал он добивать ее.
Так вот почему у нее болят спина и локти! А кто-то и вовсе в порыве страсти едва не лишил ее соска. Впрочем, это уже неважно. Кого она будет кормить своей грудью? Она стала падшей женщиной! Какой позор для матери и отца! А что будут говорить в спину братьев? Как теперь быть ее сестрам?
– Убей меня, Ханпаша! – попросила Зарема.
– Зачем добру пропадать? – удивился тот и стал чесать своей пятерней волосатую грудь. – Чтобы тебе было легче смириться со своей новой участью, я делал тебе уколы. Это наркотик. Сегодня перестал. Дорого. Несколько дней будет плохо, потом пройдет. Хотя, может, и вовсе ломки не будет. Два дня – это не срок.