Нас воспитала война (Леший)
Шрифт:
— Ну какой разговор, Володь? Валяй!
— После недавней операции оружия трофейного притащили хренову кучу. Дашь мне ствол? Автомат?
Полковник искренне удивился:
— Для чего? У тебя же наградной пистолет есть. Или не настрелялся за службу?
— Настрелялся-то я вволю. Но… мало ли? Не угадаешь: с чем и с кем в жизни придется встретиться? Ты убедился: я зря оружие не достану, да и память будет. Дашь?
— Ну не знаю. Служба должна все оприходовать…
— Поэтому сейчас и прошу, пока по складу не провели.
Командир задумался. Ненадолго. Решения он принимал быстро.
— Черт с тобой, бери! Только повезешь как? Без документов?
— Провезу. Ну а попадусь — мои проблемы.
— Добро!
Полковник с майором обнялись.
Уже переступив порог отсека, Леший услышал вдогонку:
— Да, Володь! Передай Горбунову, пусть по базе не шарахается. Решили выпить? Пейте! Разрешаю! Только норму.
Володя обернулся:
— Слушай, Егорыч! В части происходит что-либо, что ты не знаешь?
Полковник улыбнулся:
— Практически ничего.
— А ведь это плохо!
— Плохо? — Командир поднял удивленные глаза на Лешего. — Почему?
— Значит, стучат тебе. Не знал, что среди ребят подлецы есть.
— Вот ты о чем? Какие стукачи, Володя? Сядь вон возле окна и посмотри с часок, что на базе делается, сразу все поймешь. А Горбунов твой, когда выпить захочет, так и снует туда-сюда, ищет, с кем полбанки раздавить. Вот уж кто леший или медведь-шатун, так это Горбунов. Как начнет метаться, а потом исчезнет из поля зрения, потерпи с полчасика и вызывай смело «на ковер». Будет подшофе, как пить дать. А ты говоришь — стукачи. Не было их, Володя, нет и не будет, пока я здесь командир. Не люблю я этого. Понял?
— Понял. Ну и жук ты, Егорыч!
— Иначе нельзя, майор, — развел руками полковник, — никак нельзя!
— Может, ты и прав. Ну прощай, командир!
— Прощай, Володя, и удачи тебе!
Возле штабной палатки нетерпеливо курил Денис. Увидев Лешина, он чуть не кинулся к нему.
— Ну ты чего, в натуре, застрял там? Второй час пошел. Чего «пахан» вызывал-то?
«Паханом» иногда, любя, называли командира отряда.
— Пошли, бумажная твоя душа.
— Пошли. Только по прежней схеме: ты впереди, я в замыкании.
После первых двух «заходов» выпили по третьей. Как принято, за тех, кого уже нет в строю. Горбунов и трезвым слыл за любителя поговорить, а уж после спиртного остановить его словесный поток было невозможно.
— Нет, Володь, что ни говори, а завязли мы в Чечне плотно. Раньше как бывало? Неделю в Таджикистане, неделю на Днестре. Да ты и сам знаешь. Выполнил задачу, и — на базу. Отдых, бытовуха, боевого выхода уже сам ждешь. А здесь? Здесь — другое. Да… трясина, одним словом. Хотя тебя это уже не касается. Хорошо, что целым возвращаешься, это подарок судьбы! Ты завтра линяешь?
— Да, с вертолетом соседей, на Ханкалу, оттуда в бригаду. Вылет в 18.00.
— Понятно! Документы я тебе к обеду подготовлю.
— Денис! Ты мне справочку одну хитрую и противозаконную не сделаешь?
— Что за бумага? — по-деловому спросил Горбунов.
— Ствол я у командира выпросил, трофейный. До дома довезти — документ нужен. А то, не дай бог, какая проверка на дороге. Я на своей машине поеду.
Денис выставил вперед левую руку, ладонью к Лешему.
— Все будет ништяк. Для тебя, Леший, сделаю. Для другого еще подумал бы. Для тебя без базара.
Горбунов заметно захмелел.
— А печать? — спросил Володя, чтобы до конца довести разговор.
— Володь? Ну ты чего, в самом деле? Сказал — сделаю, значит, сделаю!
— Спасибо!
— Да ладно тебе! Слушай, а давай я тебе случай один расскажу. Похлеще любого анекдота будет. Из нашей далекой курсантской жизни. А?
Зная, что отговаривать Дениса бесполезно и все равно придется слушать одну из его бесчисленных историй, Леший кивнул:
— Валяй!
— Короче. Пошли мы как-то с пацанами из взвода в увольнение. На третьем курсе. Перед самым Новым годом. А у одного из нас, у сержанта Виталика, как раз день рождения был. Он сам местный, у него на хате и зависли. Конкретно зависли. Возвращались никакие. Как спор возник и по какому поводу, точно не помню. Только по концовке стало ясно. Диман, третий в нашей компании, должен был взять литр водяры и в таком состоянии, в каком мы были, да еще с живой водкой, отметиться у дежурного по училищу. Попадается, значит, губа, это сто пудов, и долг Виталику — ящик пойла к летнему отпуску. Не попадается, что было, согласись, очень маловероятно, то Виталик пилит лом. Да, да, обычный лом, с пожарного щита. Только не поперек, заметь, а вдоль. А лом у нас при казарме знатный висел. Здоровый.
— Ну и шуточки у вас были.
— А чего? Нормальный курсантский прикол, хотя этот, надо признать, был самым крутым за всю историю училища.
— Чем же пари закончилось?
— Не поверишь! Пошел Дима. Литр под шинелью, сам качается, духан от него метра на два. Мы стоим, смотрим, ждем, чем все кончится, заодно ребят своих высматриваем, чтобы увольнительные отметить. Короче, ждем. И что ты думаешь? Выходит Дима из штаба, спокойно, без напряга, и увольнительную показывает. А в ней все чики-чики. Отметка о прибытии, как положено. У Виталика шары на лоб полезли. Не хреновый подарочек ко дню рождения он получил — пилить лом.
— Как же ваш Диман прошел дежурного? — Лешин был удивлен.
— Повезло. Как только Дима вошел в дежурку, полковник отлить отошел, вместо себя курсанта-стажера оставил. Тот видит, какойфрукт ввалился, быстренько ему отметку шлеп и в обратку из штаба, пока полкан не вернулся.
— Действительно повезло.
— Вот и я о том же.
— И что же сержант?
— А что сержант? Пилил лом. До самого лета пилил. Все полотна с кафедр перетаскал. Накачался на правую руку похлеще культуриста иного. Но распилил.
— Да. Круто.
— Круто потом было. Мы половинки лома водрузили на тот же пожарный щит. Крест-накрест, как кости на эмблеме. Вместо черепа ведро приспособили. Представляешь, как щит выглядел?
— Представляю. — Володя улыбнулся.
— А на следующее утро построение. Ротный как-то сразу не заметил художества, а потом поздно было. Стоим мы строем, в две шеренги, а из-за угла казармы свита вываливает. Генерал в окружении своих замов. Начальник училища был большой любитель проверять ящики с песком. Окурки искал. Найдет «бычок» — кранты, рота без увольнения на неделю. И тут подходит он к пожарному щиту. Мы, как положено, по стойке «смирно» стоим, ротный к генералу метнулся. А тот ящик с песком открыл, поднял глаза и… замер. Увидел распиленный лом. Фуражку на затылок сдвинул и к строю. Ротный тоже обратил внимание на продукт многомесячной деятельности Виталика, побледнел и — за начальником училища. Генерал прошел вдоль шеренг, внимательно каждого осмотрел и — к центру. Говорит: «Не пойму. Вроде выглядят все нормально, без видимой патологии, явных идиотов нет. Какой же мудак распилил лом?» Мы, понятно, молчим. А генерал заводится понемногу. Обращается к ротному: «Вы, помнится, капитан, на последнем совещании говорили о том, что мало у курсантов свободного времени, что часто привлекаем их к строительным работам? Устают, мол, бедные. Да у них энергия через край хлещет. Это же надо додуматься — лом повдольраспилить. Я на своем веку ничего подобного не только не видел, но даже и не слышал…» Ну и в том же духе. Короче, выделили нам на автодроме место — траншею копать. С полкилометра длиной, в полный рост. Ничего — выкопали. А потом…