Наш цвет зеленый
Шрифт:
Три дня назад на участке заставы в проволоке запуталась лань. Видимо, она бежала с той стороны границы и, запуганная, с разбегу запросто перескочила через двух с половиной метровый забор.
За проволокой была вспаханная контрольно-следовая полоса. Лань уже не могла разогнаться для второго прыжка, через второе заграждение. Вспаханная почва проваливалась под ее острыми копытцами. Животное оказалось в западне.
Всю ночь лань металась в тесном загоне. Две или три попытки перепрыгнуть изгородь закончились рваными ранами и царапинами на боку.
Когда пограничники подошли
Пограничники аккуратно связали обессиленное животное и принесли его на заставу. Царапины и раны фельдшер залил зеленкой, отчего лань стала походить на какую-то фантастическую зебру не с черными, а с зелеными поперечными полосами.
Постепенно лань привыкла к человеку. Если вначале она не хотела есть с рук, то теперь аккуратно брала своими тонкими губами кусочек хлеба. Недоверчиво поглядывая в глаза человеку, она быстро перемалывала хлеб своими острыми зубами.
Вся застава полюбила лань. В свободное время пограничники приносили ей зеленую траву, скошенную возле родника, свежие ветки деревьев, сломанные в рощице.
Лань совсем перестала бояться людей. Молодые ребята в защитных гимнастерках трогательно ухаживали за животным. Оно напоминало им о доме, о жизни в колхозе, о том, что осталось где-то далеко позади. Ведь у каждого пограничника стоят за спиною незабываемые годы жизни, той самой, от которой он ушел сюда, на границу, служить Родине.
– Что будем делать с ланью, товарищ Палочкин?
– спросил однажды старшину начальник заставы.- У нас ведь не животноводческая ферма, а пограничная служба. Непорядок это.
– Ну что же, если это не порядок, давайте отпустим лань. Пускай бежит в степь. Она прибежала с той стороны к нам, вот в паши степи ее и отпустим. Ей со своими сестрами жить нужно, а не с людьми. Как-никак животное деликатное, ему свобода необходима. А мы ее вместе с лошадьми в конюшне держим. Непорядок это…
Лань долго не понимала, чего от нее хотят. Она стояла и своими умными, широко открытыми глазами настороженно и грустно смотрела на привычную заставу. Царапины давно зажили на ее разлинованных зеленью боках. Полосатая «зебра» вновь стала пятнистой.
Кто-то резко крикнул, громко хлопнул в ладоши. Лань взметнулась на своих, как спички, тонких ногах, и скоро ее стремительное и грациозное тело растворилось в блекло-сером тумане разогретого солнцем пространства.
Вскоре возле родника все чаще начали появляться знакомые следы сердечком.
– Это наша лань!
– восторженно говорили пограничники.- Она приходит сюда на водопой, проведать нас.
Но когда через неделю на распаханной полосе, километрах в трех от заставы, там, где линия границы резко поворачивала, обходя заросли кустарников, появились следы лани, Палочкин встревожился не на шутку.
Животное преодолело ограждение почти без разбега, пересекло контрольно-следовую полосу, вновь преодолело забор и оказалось на нашей стороне границы.
– Это что же получается:
– удивлялся Палочкин.
А ведь на полосе не заметно, чтобы животное стремительно бежало. Следы расположились так, словно лань, аккуратно и осторожно переступая, как говорится, след в след, перешла контрольно-следовую полосу.
– Нет, такого не бывает, товарищ командир,- настойчиво уверял начальника заставы старшина Палочкин.- Здесь что-то не так.
На протяжении нескольких часов командир старший лейтенант Андропов и старшина Палочкин кропотливо изучали следы лани.
Внешне казалось все правильно. Отпечатки не противоречили физиологии движения животного.
Смущало одно: при отсутствии разгона лань не могла преодолеть второй ряд ограждения: у нее не хватило бы сил перепрыгнуть через последний ряд проволоки высотою около двух метров.
Тревожное подозрение росло у старшины. Животное не могло поступить так, как записали его движение отпечатавшиеся следы.
Типичный для бегущего животного почерк следов. Но в момент преодоления второго ряда заграждения в отпечатках движения лани, запечатленных на полосе, не чувствовалось необходимого для прыжка напряжении.
– Кто-то перешел границу под видом лани. Другого объяснения нет.
– Но как же это могло случиться? Нарушитель ведь не летает по воздуху.
– Я хорошо изучил повадки нашей лани,- объяснял Палочкин командиру.- Каждый ее след словно по сердцу прошел. А эти следы и такие, как нужно, и в то же время совсем не такие. Я думаю, нарушитель каким-то способом преодолел проволоку. А чтобы собственные следы замести, оставил вместо них следы лани. Ему и разбегаться не надо было, чтобы прыгать… Надо немедленно объявлять тревогу.
Через четыре часа в полукилометре от границы в кустах терновника были найдены аккуратно сделанные кожаные наколенники, прикреплявшиеся ремнями. Из наколенника торчало деревянное подобие ноги животного с острым сердечком копытца. Именно на эти копытца и опирался нарушитель границы, преодолевая заграждение.
Это была нелегкая штука: научиться ползать на четвереньках, имитируя походку лани острыми стрелками искусственных копыт.
– Опытный перебежчик,- сказал начальник заставы, рассматривая принесенное приспособление.- Долго, видимо, тренировался, прежде чем осмелиться на таком приборе переходить полосу.
– Все-таки наша лань помогла разобраться в его ухищрениях,- радостно отметил Палочкин.
Нарушителя поймали на следующий день. Он скрывался в расселине скалистой сопки, километрах в восьми от границы. Дальше уйти ему не удалось. Цепочка пограничников взяла нарушителя в круг. Спрятавшись меж камней, он долго отмалчивался, не желая отвечать на приказания выйти и сдать оружие.
Когда круг пограничников сузился, нарушитель начал отстреливаться. Он стрелял редко, тщательно прицеливаясь. Пули щелкали о камень, за которым скрывались пограничники, и со свистом рикошетировали в сторону. Несмотря на это, круг преследователей продолжал сужаться. Прильнув к земле, используя всякое прикрытие, пограничники по-пластунски ползли вперед.