Наш маленький Грааль
Шрифт:
– Откуда я могу знать, девушка, я ведь не доктор… – развела руками медсестра.
– Скорее бы улететь! – заломила руки Ася. – А врача я из страховой компании вызову. Попрошу, чтобы они в Москве прямо к трапу подъехали, кажется, по нашей страховке так можно…
В Никитку впихнули парацетомол, микстуру от кашля, закапали в нос… Ребенок покорно вынес экзекуцию, хотя обычно даже из-за витаминки Д царапался и кусался. Но лечение помогло плохо – Никитка все равно сидел вялый, только тоскливо, как брошенный котенок, подвывал. Есть или спать тоже отказывался, поэтому они
А в самолете, едва взлетели, малыш наконец уснул. Маша, устало откинувшись в кресле, призналась сестре:
– Знаешь, Аська… А ведь я, пока мы в аэропорту болтались, как дура, к дедовой чаше обращалась. Просила ее, чтоб вылет объявили как можно скорее… – И, вновь нарушив свое правило не употреблять бранных слов, гневно выдохнула: – Так хрена лысого! Проторчали тут почти до четырех!
– Маш, но мы ведь с тобой уже решили, – слабо улыбнулась Ася. – Никаких чудес на свете нет. И чаша – это просто забавный сувенир. Не больше.
– А зачем дед тогда нас позвал? – встрял в разговор Макс. – Сколько времени потеряли, и Никитка вон заболел…
– Наверно, дед просто повидаться решил. Старики – они сентиментальные, – предположила Ася.
– И новеньким домом похвастаться, – закончила Мария. – Он ведь неделю назад только отделку закончил…
– Ну и нормально съездили, – подытожил Макс. – Прикольно.
– Да уж, прикольнее не бывает. – Ася встревоженно коснулась Никиткиного лба, сказала: – Горячий…
– Да все нормально с ним будет! – беспечно заверил брат. – Через час уже прилетим, а врачей ты прямо к трапу вызвала!..
И будто в ответ на его слова раздался усиленный громкоговорителем голос стюардессы:
– Уважаемые пассажиры! Ввиду усилившейся непогоды аэропорты Москвы не принимают. Мы совершим посадку в Санкт-Петербурге. Приносим вам свои извинения.
– Нет!.. – вырвалось у Аси.
Маша успокаивающе коснулась ее руки, а Макс, не говоря ни слова, полез под сиденье, достал свой рюкзак, вынул из него заботливо упакованную дедом чашу – и горячо забормотал:
– Милая! Ну пожалуйста! Сделай так, чтобы мы сели в Москве! Нам это очень нужно, правда! Ты же видишь: малыш совсем разболелся, его уже врачи ждут! Как мы с ним будем, если окажемся в Питере?! Мы там не знаем никого! И где больница, не знаем!
– Пожалуйста… – тихо проговорила и Маша.
– Я очень тебя прошу! – дрожащим голосом произнесла и Ася.
Все трое с нетерпением глядели на чашу. Вдруг чудо все же произойдет? Вдруг появится то самое, о котором рассказывал дед, таинственное свечение?
Но ничего, решительно ничего не произошло, только малыш проснулся и начал плакать.
А стюардесса – она явно сочувствовала больному ребенку – мягко сказала:
– Будьте добры, пристегнитесь. Мы идем на посадку.
И громкоговоритель бесстрастно подхватил ее просьбу:
– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, займите свои места, приведите спинки кресел в вертикальное положение и пристегните ремни. Наш самолет снижается, через десять минут мы совершим посадку в Санкт-Петербурге, аэропорт Пулково.
– Не помогло, –
– Вот, блин, старый болтун! – раздраженно сказала Маша.
А Макс равнодушно, не утруждаясь упаковкой, вернул дедову чашу в рюкзак.
Прошло полтора месяца.
Середина января.
Маша
Ноябрьскую поездку к деду в нашей семье еще долго вспоминали как страшный сон.
Племянник Никитка после рыбалки и долгой дороги хворал больше месяца, Аська, бедняга, вся извелась. И даже больше не за малыша беспокоилась, а себя корила, дуру, как она говорила, набитую. Все страдала, что согласилась на путешествие в Абрикосовку. Что выпустила ребенка на рыбалку в ледяное море. Что приняла решение лететь в Москву, а не поехала в поликлинику в Краснодаре, тем более что у Никитки оказался какой-то очень хитрый грипп, который не брали никакие антибиотики…
У бедной сестрицы настоящий комплекс вины развился, а ее горе-муженек Мишка умело этот комплекс подогревал. И Аську называл безответственной матерью, а нас с Максом – махровыми эгоистами. Даже родителям, которые здесь и вовсе ни при чем, досталось – за то, что попустительствовали . Ну и выбрала же сестричка себе пару!.. Не зря я говорю: «Лучше быть одной, чем вместе с кем попало».
Весь остаток ноября и декабрь мы с сестрой почти не виделись. Ася, во-первых, была вся в больном малыше: врачи, процедуры, анализы, бессонные ночи. А во – вторых, человек слаб. Особенно если на него все время давят, как это Асин муженек делает. Вот она и старалась семью сохранить. И, очень смущаясь, попросила меня бывать у них пореже, чтобы «гусей не дразнить».
Я пыталась ей объяснить, что с этим ее Мишей чем больше компромиссов, тем крепче он на шею сядет, но младшая сестричка оказалась упрямее мула. «Понимаешь, Маша, ему так одиноко в Москве. И он очень переживает, что у меня здесь и сестра, и брат, и родители, а он – один-одинешенек».
Ничего себе, один! И жена его со всех сторон обхаживает, и сын – лапочка, и, как я упорно подозреваю, еще и на работе роман с какой-нибудь смазливенькой секретаршей.
Но не буду ж я свое общество им насильно навязывать! Тем более что у меня на этого Мишу, даже когда его дома нет, жесточайшая аллергия. Его тапки в коридоре увижу – и уже начинаю закипать…
Братец Макс остаток года жил своей собственной жизнью. И тоже, на мой взгляд, неправильно. У всех профессиональных теннисистов в это время каникулы, народ разбрелся, разлетелся, куда средства позволяли, а этот фанатик все тренируется. Потому что, видите ли, сейчас теннисные корты дешевеют. И как ни пыталась я наставить на путь истинный и его – мол, отдохни, развейся, а потом результаты сами пойдут, – брат меня и слушать не пожелал. Он, видите ли, уже взрослый и сам решает, как ему поступать. В итоге после своих бесконечных тренировок он возвращался домой сердитый, бледный – усталость-то за год немалая накопилась! – а на утреннюю пробежку и вовсе выходил с таким видом, будто не бегать, а на похороны идет.