Наш мир — тюрьма
Шрифт:
Щелкали фиксаторы, и между преследуемыми и преследователями множилось число барьеров, труднопреодолимых для погони.
Но не для выстрела…
Впрочем, десантники и не пробовали стрелять. Прозрачная преграда выглядела столь ажурной и непрочной, что они не сразу оценили серьезность положения.
Однако уже через несколько секунд им предстояло убедиться, что взломать решетчатые дверцы практически невозможно. Строители тюрьмы постарались на славу!
43
Происходящее
— Ну и чего ты хочешь достичь таким образом? — крикнул он Рипли.
Однако когда над самым его ухом грохнул выстрел и из ноги Морса выплеснулось красное — Аарон буквально остолбенел.
Это был его мир — да, его мир, мир Аарона Смита. Он продолжал быть его миром, даже отторгая его, как это произошло недавно.
А теперь в этом мире хозяйничали чужие — хозяйничали зловеще, расчетливо, холодно.
Чужие…
Прямо под ногами у себя он увидел оброненный Дилоном топор. Дальнейшее произошло мгновенно.
Аарон как-то сразу ощутил упругую силу своих мышц, гибкость сухожилий… Взгляд его быстро оценил расстояние…
Нельзя сказать, что охранники Бишопа просмотрели опасность. Просто они никак не ожидали, что опасность придет с этой стороны.
В этом они тоже были правы. Даже за миг до того как все случилось, Смит меньше всех представлял, что он будет делать.
Но даже в такой ситуации один из них успел среагировать. Боковым взглядом уловив движение, он резко толкнул нападающего плечом.
Удар все же произошел — Аарон ощутил его сотрясение. Но он уже не успел увидеть, что случилось с Бишопом.
Потому что другой охранник, всем корпусом откинувшись назад, почти в упор влепил в него очередь.
Он падал долго, невообразимо долго — тело его миновало в полете несколько уровней. Мертв он был задолго до того, как коснулся земли.
На окровавленном лице застыла улыбка.
44
Рипли тоже видела момент удара — и тоже не поняла, угодил ли Бишоп под лезвие. Ударом его швырнуло вперед, но он удержался на ногах и теперь стоял, пошатываясь.
Только андроид может устоять с раскроенным затылком. Но раскроен ли затылок?
«А не все ли равно?» — устало подумала она.
Если это человек — то он обладает бездушием робота. Если же робот — человеческим коварством. И еще неизвестно, что страшнее.
Рипли оставила Морса в безопасном месте, за грудой стальных конструкций. Когда она появилась оттуда одна, без него, десантники вскинули автоматы, но Рипли даже не повернула головы.
Что ж, будут стрелять — тем лучше. Но они не будут стрелять…
— Что я должен сделать? —
— Когда я кивну тебе, нажмешь вот эту кнопку.
— Но это же…
— Вот именно.
Морс сел, ощупывая ногу. Пуля прошла сквозь мышцы, кость была не тронута.
— Я сделаю это, сестра… Ай да Восемьдесят Пять!
— Не Восемьдесят Пять. Его зовут Аарон Смит, запомни это имя, брат.
— Я запомню. Прощай.
— Прощай…
Рипли твердо знала, что они смогут увидеть друг друга еще один раз, но говорить им уже не придется.
— Рипли! Рипли, — продолжал звать проникновенный голос. Подумай, сколько мы узнаем с твоей помощью… какие горизонты откроются перед нами!.. Такой шанс бывает раз в жизни, раз в несколько поколений! Ты должна отдать его мне — это прекрасное, это замечательное существо, ты должна…
Голос завораживал, гипнотизировал. Но Рипли не оборачивалась.
Все же еще один раз она обернулась. Последний раз.
Было видно, как по лбу Бишопа, пробиваясь от корней волос, стекает вялая струйка крови. Что, уже научились делать таких роботов? Технически это возможно…
И тут же она оборвала себя. Ведь решено уже — все равно…
Раскинув руки крестом, Рипли встала над бездной.
— Что ты делаешь? — Бишоп явно насторожился. Спиной Рипли чувствовала исходящие от него волны тревоги.
Морс посмотрел на нее, и она кивнула в ответ.
Палец нажал на кнопку. И вновь — как цветок, как звезда, как рана от разрывной пули — раздвинула лепестки диафрагма, открывая геенну огненную.
— Не-ет! — голос Бишопа сорвался на визг.
Ноги Рипли оторвались от опоры — и ее распятое тело приняла пустота.
Стороннему наблюдателю показалось бы, что она не падает, а летит, расставив руки — крылья. Лицо ее было бесстрастно, и сейчас от него веяло неземной, неживой красотой.
И черты ее лица не изменились, когда примерно на середине этого полета грудная клетка вдруг лопнула и Чужой — уже не зародыш, а детеныш, высунув наружу голову и часть тела, закричал жалобно и пронзительно. Бессильно скалилась его крошечная пасть, щупальца беспомощно рассекали воздух…
Постепенно уменьшаясь, он был виден еще долго — кляксой на белом теле. Крик его, проскрежетав меж стен печного жерла, немыслимо возвысился — и исчез…
Сам момент падения не различил никто. Слишком далеко было, слишком терзало глаза сияние все еще раскаленного олова. Тело будто растворилось в беззвучной вспышке.
Никто не видел Рипли мертвой…
45
Морс с трудом ковылял, припадая на раненую ногу. Он медленно плелся в окружении десантников. Руки его были скованы, и никто не удосужился перевязать его рану.