Наш секрет
Шрифт:
— Если у тебя эта информация от Марины, то ей пиздец, — с яростью отвечает Северов.
— Что? Не смей трогать сестру! Она хорошая и ничего подобного мне не рассказывала!
— Тогда кто?
— Сама Алина! Она нашла меня в клубе и вывалила тонну грязной информации. Я не хотела, меня туда насильно окунули. Всё это время меня мучали вопросы: вы были обручены? Неужели ты и правда настаивал на аборте? Ты действительно бросил её перед свадьбой?
— Охренеть. И я только сейчас узнаю о каких-то девичьих разборках за моей спиной, — Иван
— М-м, вот как.
— Мы давно были знакомы с Алиной. С самого детства. Родители подшучивали, что были бы не против, если бы мы однажды поженились. Сглазили. Шутки шутками, но встречаться мы начали. Была симпатия, страсть. Много ли восемнадцатилетним студентам надо было? Затем Алина сообщила о беременности. У всех шок, паника. Я всегда предохранялся, понятия не имел, каким образом случился залёт, но смирился с ситуацией и максимально принял.
— Она могла… быть не от тебя беременной? — осторожно задаю вопрос.
— А фиг сейчас поймешь, — разводит руками Иван. — Думаю, что отцом вполне быть мог и не я. Рядом с Алиной много друзей ошивалось, но тогда мы назначили дату свадьбы. Когда узнал, что моя беременная невеста прочно сидела на алкоголе и наркоте, то да, настоял на аборте. Вот такой я мудак.
Затаив дыхание, слушаю. Аборт в жизни нашей общины неприемлем в принципе. Это огромный грех, который ничем и никогда не отмыть.
— Ты не мудак, — чётко выговариваю каждое слово. — Тема абортов очень спорная. В позапрошлом году одна моя хорошая знакомая по имени Зоя родила ребёнка, которому ещё в утробе прогнозировали час-максимум два жизни после появления на свет. Патологии ужасающие. Позже Зоя плакала у меня на плече и рассказывала, насколько больно ей было смотреть как мучался несчастный новорожденный малыш перед тем, как его не стало. У меня сердце кровью обливалось.
Иван кивает, сжимает челюсти. Проходит долгая минута молчания, прежде чем он опять начинает говорить:
— Врачи настаивали на прерывании. Не только я. И ещё добрая половина нашей родни. После выписки Алина сорвалась, уехала в клуб, закинулась таблетками и вены порезала. Родители приняли решение увезти её в Штаты. Всё. Точка, финал. Такая вот некрасивая история получилась. По словам Алины я испортил ей жизнь, но она почему-то до сих пор не может меня отпустить.
— Я заметила. Ей нужна помощь.
— Тоже самое я сказал её родителям. Разберутся.
В дверь звонят, Иван резко встает с места и направляется в прихожую. Я остаюсь сидеть одна. Так холодно и неуютно становится. Сейчас я понимаю, что разговор свернул в другое русло, но кто сказал, что откровенные темы — это всегда легко? Я ведь и сама без особого удовольствия вскрывала перед Северовым старые едва зажившие раны. Оказывается, у него тоже были свои рубцы. Не думаю, что решение прервать беременность далось всем и каждому легко.
Курьер приносит еду,
Вкусный ужин, приятная атмосфера и красивый мужчина рядом. Который никак не обращает внимания на мой наряд и образ. Ваня всегда был балован женским вниманием. И то, что для меня целый подвиг, для него — абсолютная норма. Сейчас я думаю о том, что зря вообще затеяла весь этот маскарад.
— Ты чего хмуришься, Златовласка? — интересуется Иван. — Невкусный стейк?
— Стейк вкусный, а ты отвратительный. Больше ничего не спрашивай, ладно?
Я встаю со стула, собираю грязную посуду и направляюсь к мойке. Злая, раздраженная. Правда, пусть не лезет с вопросами, я всё равно ничего не отвечу!
По пути у меня выпадает вилка. Пытаясь поднять её, я роняю две испачканные тарелки. Они мигом превращаются в осколки, а моё взвинченное состояние достигает пика! Пока я ползаю на четвереньках по кухне, Иван невозмутимо сидит и смотрит. Лишь когда крупных осколков почти не остается, он неспешно встает из-за стола и идёт на помощь.
— Поищи вон там, пожалуйста, — указываю ему направление.
Поднимаюсь на ноги, поправляю причёску.
Вместо этого Иван прижимается к моей спине и замыкает меня в кольцо своих рук. Я опомниться не успеваю, лишь учащенно дышу и не двигаюсь. Одной ладонью Северов пробирается мне под платье, другой сжимает грудь. Когда его пальцы касаются кромки чулок, Иван делает шумный вдох.
— Чулки, Сашка. Чулки, твою мать. Ты издеваешься?
— Нет, — отвечаю рвано.
— А похоже, что да.
Я открываю рот, чтобы спровоцировать сильнее и рассказать о том, что находится под платьем, но вместо этого замолкаю, разворачиваюсь к Ивану лицом и в глаза его заглядываю. Они тёмные, затянутые поволокой. Пугающие, дикие. И в то же время притягательные и возбуждающие.
— Я ведь хотел, чтобы всё по нормальному было, — произносит Иван хрипло. — Как у людей.
— Не хочу как у людей.
— Ну надо же.
— Ага. Хочу тебя именно такого… чуточку ненормального. На другого бы я не обратила внимания.
Соски под кружевом твердеют, болезненно трутся о ткань, а между ног мокро становится. Месяц. У меня не было близости с Ваней почти месяц. Я обнимаю его за шею, встаю на носочки и тянусь к губам. Жестким, умелым. Целую сама, первая, он позволяет и лишь к себе прижимает.
Я расправляюсь с пряжкой его ремня, опускаю вниз молнию. Сквозь нижнее белье трогаю член напряженный. С крупной головкой и тугими венами. Постанываю от мысли, что сегодня он будет во мне. Я безумно этого хочу при чем ни один раз. Много-много. До самой ночи.