Наша фантастика № 2, 2001
Шрифт:
Лешка Свиридов был тогда известным молодым писателем-фантастом и большим приколистом (теперь его больше не печатают, с тех пор как запретили фантастику).
— Помню. — Лицо шефа приобрело мечтательное выражение. — Но что поделаешь. Не будем делать «Жития святых» или что-нибудь в этом роде — нас точно всех разгонят, а то и хуже.
Вернувшись домой после работы, я привычно набрал Женькин номер. Но телефон не отвечал. Странно, обычно в это время там все уже дома. Да и куда им идти одним, дамам-то?
Я подождал около часа и позвонил еще. Тот же результат.
Дверь в квартиру была открыта. По полу разбросаны книги, бумага и осколки фарфора. Женька лежала на полу рядом со своей матерью. Черные волосы заляпаны кровью. Я сел на корточки рядом с ней и взял ее за руку, уже холодную. Я поискал глазами телефон. По 03 звонить, вероятно, уже бесполезно, хотя я не врач. Вдруг еще нет? Или хотя бы в милицию. Телефон лежал здесь же, на полу, с битой трубкой и оборванным проводом. Я сжал губы.
В прихожей послышались шаги. Я даже не закрыл дверь, забыл.
— А, здесь уже были, — равнодушно протянул мягкий баритон. — Вечно у них в штабе несогласованность. Зачем мы сюда перлись?
— Все равно надо проверить, — ответил деловой бас, и на пороге возникли дюжие молодцы в черно-бело-золотых повязках, штук пять. И это было явно не все. С лестничной площадки раздавались разговоры, топот ног и хлопанье дверей лифта.
— Еврей? — осведомился у меня бритоголовый молодой человек в черной кожаной куртке.
— Нет, что вы. Русский, православный. Вот крест. — И я вытащил за цепочку из-под рубашки железный крестик, украшенный зеленой эмалью.
— Ты мне крестом в морду не тычь, — весомо заметил пожилой коренастый обладатель баса. — Может, ты выкрест. Так мы их тоже…
— Что ты вообще здесь делаешь рядом с двумя дохлыми жидовками?
— Да работали мы вместе. Вот, книгу пришел забрать. Она у меня брала. — И я наугад вытащил из кучи, возвышавшейся на полу, какой-то пухлый фолиант.
— А, книгу забрать — дело хорошее, — смягчился пожилой. — А то этим жидам пальчик дашь — руку откусят. Отчетная книжка с собой?
— Да какая отчетная книжка? — не унимался молодой. — Смотри, Палыч, у него вроде глаза навыкате и мочки ушей не как у русского. Да ты посмотри на его мочки ушей!
Публика загудела, возмущенно обсуждая эту часть моего тела.
— Вот моя отчетная книжка. — Я наконец нашел ее на дне сумки и протянул пожилому.
— Ну, и пусто, — печально констатировал тот.
— Там очереди, в Алексеевском монастыре, у отца Александра, никак не пробьюсь.
— У отца Александра? — обрадовался Палыч. — В Алексеевском монастыре? Так у нас же один духовник!
Он просмотрел книжку, нашел печать и подпись настоятеля, убедился:
— Да-а. Ну ладно, парень. Ты уж прости нас, грешных, своего не признали. Иди.
Я встал.
— Как зовут-то? — поинтересовался Палыч на прощанье.
— Серега.
— Ну, иди, Серега. Бей жидов, спасай Россию!
И я понял, что больше никогда не пойду в Алексеевский монастырь.
На улице горели костры. Костры из книг. Я шел между ними и плакал. Кое-где на полуобгоревших обложках еще можно было разглядеть названия: Данте Алигьери «Божественная комедия» (латинская ересь), Генрих Гейне «Избранное» (еврейский поэт), Уильям Шекспир «Двенадцатая ночь» (пропаганда язычества), Джованни Бокаччо «Декамерон» (порнография).
Я посмотрел на отчетную книжку и Женькин фолиант, которые держал в руках. «CorelDRAW», — прочитал я. Да зачем он мне нужен, этот «CorelDRAW»? Я его и так наизусть знаю! И я бросил их в огонь, свидетелей моего предательства, боясь только осквернить ими пламя этих костров. И я почувствовал себя свободным, как Гамлет, уже раненный отравленной шпагой Лаэрта.
ИНТЕРВЬЮ ВЫПУСКА
ПИШИ И ВЛАСТВУЙ
Интервью с Александром Зоричем
— Александр Зорич — существо загадочное. Он искусно прячется от коллег, журналистов и поклонников, мастерски окружает свою персону отвлекающей дымовой завесой и даже фантастические фестивали посещает инкогнито в качестве фэна. Что это — попытка создать пелевинский ажиотаж вокруг своего имени, хроническая мизантропия или болезненная скромность?
— Скромности у меня нет ни на грош — чего нет, того нет. Но не стану обманывать почтенную публику и говорить, что я не играю в прятки. Я в них играю. И пока что в целом такая стратегия себя оправдывает. Когда никто не знает тебя в лицо, чувствуешь себя гораздо свободнее, чуть ли не бестелесным призраком, способным проходить сквозь стены. И потом, прятки с переодеваниями имеют богатую родословную. Всякий знает легенды о королях, которые переодевались простыми смердами, чтобы посмотреть, как на самом деле живут их подданные.
Новейшую версию этой легенды я слышал в Центрально-Европейском университете (CEU), который, как известно, финансируется Джорджем Соросом. Персонал CEU по приветливости может сравниться разве что с прислугой в пятизвездочном отеле. Так вот, как рассказывали мне будапештские коллеги, так было отнюдь не всегда. А началась эта приветливость после того, как однажды миллиардер Джордж Сорос под видом простого ученого явился в собственный дормиторий (общежитие) устраиваться на ночлег перед конференцией. Его, конечно, не узнали. И даже «здравствуйте» ему никто не сказал…
К чему я это веду? Прятки придумали для того, чтобы мир становился лучше. Мне нравится прятаться. Если же выбирать из тех трех вариантов, которые предложил ты, то мой случай скорее близок к хронической мизантропии.
— Может быть, тебе просто неловко перед коллегами, кандидатами философских наук, за свои написанные в «низком» жанре произведения?
— Дело не в том, что мне неловко, да и не считают мои коллеги этот жанр низким. Скажем так: если и считают, то отнюдь не все. Просто это всегда выводит общение с коллегами в какую-то «заемную» плоскость. Известность твоих романов как бы делает из тебя «нечестную» знаменитость в научном мире. Довольно часто таким приемом — привлекать к себе внимание ненаучными средствами — пользуются геи или высокопоставленные чиновники. «Читал его монографию о Мерло-Понти? Мура, говоришь? А ты знаешь, что он советник президента?!» (Вариант: «А ты знаешь, что он гей?»)