Наше жаркое лето
Шрифт:
— Тогда у меня еще был здравый смысл.
— Ты хочешь сказать, что моя татуировка из спермы делает это за тебя? — Я дразню.
— О, тише.
Лили выдавливает еще одну пачку солнцезащитного крема мне на спину и проводит пальцами по другой стороне.
— Некоторые говорят, что водоросли — это семя океана.
Я поворачиваюсь, чтобы хорошенько рассмотреть ее лицо.
Лили моргает, глядя на меня. — Кто какой ?
— Я. — Я улыбаюсь. —
На этот раз ее пальцы атакуют меня сбоку. — Ты такой…
— Удивительный? Красивый? Сексуальный?
— Раздражающий.
Лили заканчивает свое тщательное приложение и мягко похлопывает меня по шее. Я снова поворачиваюсь к ней лицом. — Я удивлен, что ты раньше не спросила меня о моих татуировках.
— Я хотела, но думала, что спрашивать кого-то, что означают их татуировки, противоречит этикету татуировок.
— Спроси меня.
Мне нравится, что она задавалась вопросом, что означают чернила, даже если ей потребовалось так много времени, чтобы расспросить меня об этом.
— Келп что-нибудь значит ? Голос у нее застенчивый, но любопытный.
— Когда Лука и я росли, мы дрались на мечах с водорослями на пляже. Это напоминает мне о нем, о моем детстве. Мои родители. Вот почему я держу это так близко к сердцу.
Она пристально смотрит на меня. Это трогательно. Вот откуда у твоего брата любовь к океану?
— Да, я полагаю. Лука сделал карьеру, а я всего лишь татуировку со спермой, — шучу я. Заразительный смех Лили натыкается на меня, делая невозможным сопротивляться присоединению.
— Что означают остальные? — Она проводит пальцами по самолету на моей руке. — Есть тема?
— Я сделал это, когда продал свое первое приложение. — Я беру ее руку, провожу пальцем от бицепса до чернил на бедре. — Это было, когда я катался на сноуборде в Швейцарии. — Ее глаза следят за разбросанными по моему телу татуировками, все в случайном порядке от разных художников со всего мира. — Каждая из них — знак того времени в моей жизни, которое я хочу запомнить навсегда.
— Значит, ты в основном делаешь их, когда путешествуешь?
— Не все из них. Как будто эта лягушка была душной в моем детстве, и я сделал ее сам.
Я указываю на маленькую палку на лодыжке. — Это любимый цветок моей мамы, а это термос, который мой папа каждый день брал с собой на работу
Лицо Лили загорается, когда я провожу ей экскурсию. — Ты когда-нибудь беспокоился, что они тебе не понравятся через несколько лет? Для того, кто не любит обязательств, это кажется огромным шагом.
Странно говорить с ней об этом, как будто этот разговор значит больше, чем когда-либо. У меня были случайные знакомства, которые все время спрашивали меня, что означают чернила, хотя никто не хотел задавать мне вопросов, кроме той части, которая привлекла их внимание.
— Я не могу легко изменить свое мнение. В личном смысле мне может быть трудно остепениться,
Я пожимаю плечами. — Каждая татуировка — это дневник на моей коже. То, что память может испортиться, не означает, что она не привела меня туда, где я сейчас нахожусь.
Ее голова склоняется набок, а тонкий хвостик болтается позади нее. — Мне нравится.
Она одобрительно кивает. Я никогда не нуждался в том, чтобы кто-то подписывался на мои татуировки, но то, что они нравятся Лили, согревает меня изнутри. — Это лето заслуживает записи в твоем тату-журнале?
— Я так думаю.
— Возможно, твое приложение будет посвящено татуировкам или чему-то еще, — с милой улыбкой предлагает Лили. Хорошо, что она заботится о том, чтобы упомянуть об этом, даже если напоминание о том, что мой банк идей пуст, вызывает у меня приступ беспокойства.
— В Лондоне полно художников высокого уровня. Возможно, ты что-то задумала.
— Видишь ли, есть еще одна причина, по которой я остался с тобой этим летом. Я могу помочь тебе придумать идею следующего крупного приложения. Что бы ты делал без меня?
Реальность вопроса — это не то, что я хочу рассматривать, потому что, честно говоря, я не хочу знать, как будет выглядеть жизнь в сентябре.
Лили откидывается на спинку шезлонга, капли пота покрывают ее кожу. Она выгибается так же, как во время нашего киносеанса прошлой ночью, когда я использовал свой язык, чтобы произнести по буквам наши имена над чувствительной выпуклостью ее клитора.
Нико Наварро и Лили Роден.
У него хорошее ощущение во рту.
Она ловит мой взгляд и прочищает горло, отвлекая мое внимание от мягкого провала ее живота.
— Хочешь татуировки? — спрашиваю я, пытаясь выкинуть из головы образ моих пальцев, пробегающих по ее телу.
— Не могу придумать ничего, что я хотела бы навсегда выгравировать на себе.
— Если ты когда-нибудь это сделаешь, убедись, что это делает тебя счастливой. Тебе придется видеть это каждый день. — Я поворачиваюсь, пытаясь быть более осторожным с удлинением шорт. Неужели мне действительно становится тяжело от такого милого разговора?
— Если только ты не получишь одну на свою задницу. Бьюсь об заклад, очертания моих зубов выглядели бы там так хорошо.
— Твоя одержимость моей задницей граничит с нездоровой.
Да, я полностью одержим ее задницей.
И ее идеальная грудь. Ее изгибы. Ее темные волосы. Ее болезненно великолепные надутые губы.
Каждый чертов дюйм, Лили.
Я обхватываю рукой одну из ее ладоней и подношу ко лбу, делая вид, что проверяю температуру. — У тебя есть лекарство, доктор?
— Боюсь, это хроническое. — Лили снова выскользнула из моих рук. — Ты прячешь татуировку на заднице?