Нашествие квантовых котов

Пол Фредерик

— Я майор Доминик Де Сота! — произнес он хорошо знакомым мне голосом.

— Объявляю вас своими военнопленными!

Он сказал это достаточно четко, но в голосе слышалось напряжение. Я знал отчего: слова были адресованы полковнику, а глаза нацелены на меня. И их выражение мне было хорошо знакомо, совсем недавно я смотрел на себя точно так же. Я сказал:

— Привет!

Другой парень онемел.

— Полагаю, вы удивлены? — предположил я. — Это шутка?

Он дернул головой солдату, который подошел ко мне и заломил руки. Что-то холодное и жесткое обожгло мои запястья, и до меня дошло, что это наручники.

— Я не знаю, что вы подразумеваете под удивлением — сказал второй «я». — Но это не шутка! Вы все арестованы и находитесь под стражей!

— Чего ради? — спросил полковник, принимая собственные наручники.

— Пока мы не уладим с одним дельцем, касающемся вашего правительства!

— заверил нас «я». — Мы объявим, что они должны делать, и, пока не получим согласия, вы будете нашими заложниками. Это ваш самый лучший шанс? Если он вам не нравится, выберите другой — окажите сопротивление… Тогда нам не останется ничего другого, как убить вас…

Не торопясь проезжая мимо бобов, водитель большого «Джона Дира» думал, что нет ничего серьезней, чем холодное пиво и пропущенный матч Носков. В этот момент он услышал сзади «зап-зап-зап» приближающейся высокоскоростной машины и «раур-раур» шестнадцатицилиндрового двигателя. Краем глаза он увидел несущийся на него странный дизель — и резко повернул руль… Он испортил несколько бобовых рядов, но, когда оглянулся, на дороге было пусто.

АВГУСТ, 22, 1983 г. ВРЕМЯ: 09.10 УТРА.

МИССИС НАЙЛА ХРИСТОФ БОУКВИСТ

Немного непривычно находиться в родном городе Доминика без него самого, но я была занята. Здесь всегда в изобилии концерты и множество изнуряющих интервью, а перед выступлением всегда подают коктейль с тяжелым вливом Национальной симфонии. Но самое основное — десять минут репетиции с оркестром отнимают час времени. Заботясь о преждевременности, пытаясь припомнить все отрывки, темп и интонации, мы договариваемся позже. Некоторые считают, что, чем больше репетируешь с Мстиславом Ростроповичем, тем легче, оттого что Слави сам начинал в качестве виолончелиста. Ничуть не бывало: он ужасно нервный. Он может преследовать вас своим сумасшедшим состоянием, заметив синкопирование звука. Я не говорю, что не люблю с ним работать… Например, Слави обладает удивительным чувством юмора. Кроме того, меня очаровывают такие мужчины.

Могу подарить вам идею одной их его тонких шуток. Когда я подписала и вернула контракт на зги выступления, позвонила концертмейстер:

— Слави сказал, что вы можете выбрать Сибелиуса или Мендельсона…

Я не смогла удержать смех.

Очень забавная шутка. Это уже история: раньше, когда я сыграла Национальную симфонию, журналисты изобразили меня заснувшим часовым. Думаю, я была утомлена. Во всяком случае, я сказала ей то, что говорит не каждый скрипач, но знает любой, кто играл на скрипке после Паганини. Есть концерты, которые звучат сложнее, чем они есть на самом деле, например, как у Мендельсона, и концерты, показывающие мастерство, более трудные, чем кажется по звуку, как у Сибелиуса. Поэтому я ответила, что, когда хочу получить дешевое «браво» от наивной аудитории, я играю Мендельсона, а если хочу показать себя коллегам — Сибелиуса.

— Передайте Слави, — скорее всего, я исполню Мендельсона! — сказала я концертмейстеру, улыбнувшись в телефон. Потому что, как я знала, не будет ни того и ни другого. И правда, через пару дней я получила корзинку цветов с запиской от Елены Ростропович: «Не просто талантливо и не только чудесно, но и очень трогательно! Слави пересылает свои комплименты поклонника и просит сыграть Гершвина: на концерте будет присутствовать госпожа президент!!»

Я связалась с ним и сказала, что с удовольствием исполню Гершвина. Он был одним из великих композиторов и, кроме того, хорошо, по-американски, сочинял скрипичные концерты. Во всяком случае, я знала, что госпожа Рейган не желала слушать иностранные вещи.

Елена Ростропович — очень милая леди, но я не всегда знала, что у нее на уме. Например, я не знаю, что ей известно обо мне и Доме. Мы осторожно уклонялись от болтовни на эту тему, и до сих пор она ни о чем не спрашивала. Но когда я получала приглашение на ужин, я узнавала, что там был и Дом. Мы с супругом всегда назывались «мистер и миссис Боуквист», а Дома с женой объявляли как «сенатор и миссис Де Сота». Совершенно неважно, что наши супруги находились в Чикаго — почти всегда (как Ферди) и очень часто (как Мэрилин Де Сота). Поэтому Дом мог провести ночь в моем номере. В дни концертов мы работали целый день, а в одиннадцать вечера встречались у Елены с выражением искренней неожиданности. Затем ехали в снятый Домиником дом. Постоянный…

Эти вечера — самое лучшее время моей жизни и жизни Дома. Мы могли появляться на публике. Потом, когда оставались вдвоем, было очень мало шансов, что хоть один из нас будет разоблачен супругом. Мы делали все, что в Чикаго было довольно рискованно — там всегда был шанс, что кто-нибудь из наших супругов не вовремя появится в вестибюле отеля, на лестнице или в ресторане, где мы обычно встречались. Другие города лучше — иногда по счастливой случайности Дому удается придумать повод для вылета в Бостон, Нью-Йорк или еще куда-нибудь, где я выступаю. Мы всегда выжимали время… Нет, Вашингтон — лучшее… безусловно, из того, что я видела.

Но и здесь у нас были знакомые. Рано или поздно Ферди или Мэрилин услышат намеки и почувствуют неладное. Это только вопрос времени. Частные детективы? Вероятно! А почему бы и нет? За супружескую измену приходится расплачиваться.

И тогда на наши головы с грохотом свалится многое, и то, что произойдет, будет слишком неприятно…

Но, пожалуйста, Господи, еще чуть-чуть!

— Никогда! — уверенно сказал в два часа ночи Дом, натягивая носки, когда я рассказала о своих мыслях.

— Рано или поздно, дорогой, это случится! — сделала я вывод.

— Этого не произойдет, нас не смогут поймать. — Он помолчал, натягивая штаны, и, согнувшись, поцеловал меня в пупок. — Мы всегда будем заниматься любовью, даже если нас засекут…

Я не дала продолжать, точнее, попыталась.

— На концерт приедет госпожа Рейган! — сказала я.

— Да? Что из того? — спросил он и кивнул с умным видом. — О! Я увидел связь: ты не хочешь шокировать президента, да? Но если нас не схватят, мы не шокируем, а если и схватят — всегда есть выбор, можно…

— Нет, я не про это! — сказала я, прежде чем он закончит свое изречение словом «пережениться». Потому что это не было неприемлемой темой для дискуссий, хотя бы и с сенатором Домиником Де Сота. Я могла изменять мужчине, который меня любил, но не могла выбросите его из своей жизни, прилюдно унизив.