Нашествие пришельцев
Шрифт:
И он горестно положил свою голову с высунутыми рогами ей на плечо. Но предаваться отчаянию было не в его характере и в следующий момент Жвачкин опять начал пробиваться к Дормидонту, по дороге выражая свое нелестное отношение ко всем немногочисленным жителям Земли.
— Одни прекрасные представительницы женского пола оказались достойными моего уважения. Про Азу я говорил, но и Ма очень тонко подметила основную черту одного из самых нехороших роботов на Земле. Приврать и обмануть! Обмануть и приврать еще больше! Как нехорошо, как некрасиво. Тебя бы в компанию
Если бы не назывались конкретные имена, то можно было бы подумать, что Жвачкин осуждает свои собственные привычки. Но нет, все это относилось к Дормидонту.
— И еще трусишка. Дуэль при всех, что, слабо? Боишься? Тогда ты даже и не Дормидонт, а ты, ты… ты просто Доремидосоль. Причем второй октавы. Вот кто ты!
Тут уже не выдержал Дормидонт, от такого сравнения забывший свои сомнения. Особенно почему-то не понравилось ему сравнение со второй октавой. Услышать такое от Жвачкина, вообще не имеющего никакого представления о музыке и нотах? Это было слишком.
— Тогда ты тоже не Жвачкин, а Спячкин! Понятно? Спячкин, у которого только получаются оладьи в шоколаде. Полное твое имя будет Спячкин — Шоколадный ОЛАДИК.
И он загикал, подражая кличу индейцев на тропе войны:
Йо-йо, Шоколадка, Размазня, словно оладка. Йа-йау Потому у что он не Жвачкин, А с утра до ночи — Спячкин.Это было самое больное место Жвачкина. Шоколад! Не для себя, а для того же Альфа и Па. Великое искусство! А Дормидонт сравнил творение шоколада с жареньем лепешек. Неслыханное оскорбление!
— Дуэль, только дуэль и ничего больше! Все равно на чем. Хоть на рогах. Горе Доремидоре! А ведь был когда-то моим лучшим другом.
Зацепившись за первую разумную мысль во всей этой странной перепалке между бывшими друзьями, Альф поднял руки вверх и опять бросился между ними.
— Да остановитесь вы хоть на секунду и подумайте! Особенно это касается тебя, Дормидонт, Раньше ты любил такое делать. Что-то здесь не так. Совершенно не похоже на Пуфика, чтобы он раскрывал чьи-то секреты. Даже Азе. Верно, Пуфик?
Тот только согласно кивнул головой. Не оправдываться же ему в том, чего за ним никогда не водилось.
— А Ма? Да Ма вас всех любит. И Дормидонта считаем самым мудрым и разумным из нас всех. Включая меня. А иногда даже и Па. Не могла она такого о нем сказать!
Альф беспомощно опустил руки, не зная, чем еще можно убедить стоящих по обеим сторонам от него противников. Вдруг какая-то мысль пришла к нему в голову. Он быстро повернулся к Азе.
— А ну признавайся, мой воробушек, что все это ты начирикала сама. Только зачем?
Аза виновато опустила свои большие ресницы. Но если бы кто смог заглянуть под них, то там он не заметил бы даже и намека на какое-нибудь раскаяние, так явно выразившееся в ее виноватой позе.
Все терпеливо ждали. Даже Жвачкин забыл о Дормидонте,
— Чтобы вы не закисали, вот зачем! Если вы считаете, что все пропало, то почему тогда вас так задело сказанное мною? Какая вам разница, если вы уже собрались умирать? Ну а если вас интересует жизнь, то за нее надо бороться.
Альф с изумлением и невольным восхищением глядел на Азу. Это же надо так было придумать. Чисто женская логика!
— Конечно, я все это наврала, — продолжала Аза. — Вот только Пуфика немного жалко, что наговорила на него. А вам надо перестать сидеть и плакать.
— Кто это здесь плакал? — грозно переспросил Жвачкин. — Мы с Дормидонтом вообще такого не умеем. Может быть Альф? Ну так он еще маленький, ему простительно.
Для Альфа, которого при Азе назвали маленьким, да еще плаксой, это было чересчур. Он широко открыл рот, намереваясь занять освободившееся Жвачкиным место в только что закончившемся споре. Но Аза не дала ему этого сделать.
— Все. Если вы не плаксы, то докажите это и помиритесь. Ну, и меня простите, если сможете.
— Конечно простим, — с готовностью согласился Жвачкин и протянул Дормидонту руку.
— Простим, что же делать, — с несколько меньшей охотой поддержал его Дормидонт. — Что с нее взять, девчонка ведь, только куклы в голове.
Ударчик получился неплохой, но Аза сдержалась, хотя и с большим трудом. Жвачкин заметил это и с удовольствием проблеял:
— А теперь пожмите руки и простите друг друга.
Не совсем остыв, Аза начала процесс с Пуфика. Расцеловав его, она чмокнула Дормидонта, шепнув ему на ухо: «Ну, ты понимаешь, старичок…» и пожала руку Альфу.
— Нет, так не пойдет, — завопил Жвачкин. — И его поцеловать, и меня!
Пришлось Азе выполнить это требование, что Жвачкину очень понравилось, а Альфу, похоже, нет. Или, может, он только притворился? В любом случае, он чмокнул Азу ответно.
Закончив примирение, весь экипаж хором, вслед за Азой, повторил слова звездной ободрялки, тут же придуманной ею.
Раз, два, три, четыре, пять, Нас не трудно сосчитать, Зато сложно победить И заставить злыми быть. Раз, два, три, четыре, пять, Начинаем наступать На невзгоды, на беду, Несчастливую звезду. Разу два, три, четыре, пять, Кончит буря бушевать. Голову склонять постой, Возвратимся мы домой: Чтобы дух не потерять, Всех друзей вновь увидать, Раз, два, три, четыре, пять, Повторяем мы опять.