Нашествие призраков и другие рассказы
Шрифт:
Если после таких слов сэр Генри слегка побледнел, то вовсе не потому, что испугался – мог ли внушать ему страх связанный и беспомощный сэр Джоффри.
– Вот, значит, кто вы! – едва сдерживая душивший его гнев, воскликнул сэр Генри. – Мне приходилось слышать о ваших похождениях, мерзкий развратник.
– Черт побери! – вскипел сэр Джоффри, безуспешно пытаясь освободиться от опутывавших его веревок. – За эти оскорбления ты будешь плеваться кровью, как рождественский гусь под ножом птичника.
– Как вы смогли докатиться до такого? Стать разбойником с большой дороги! Неслыханно для джентльмена, – осуждающе фыркнул сэр Генри, и его маленькие крысиные глазки злобно сверкнули. – Я ничуть не
Как сэр Генри обещал, так оно и случилось. Под седлом серой кобылы бейлифы обнаружили пропавшую сумку сэра Генри с сотней гиней, и тщетно сэр Джоффри пытался убедить их в своей невиновности, вновь и вновь повторяя историю о том, каким образом эта злосчастная лошадь, а вместе с ней и сумка с деньгами попали к нему. Суд тоже только посмеялся над объяснениями сэра Джоффри, сочтя их очередной уловкой закоренелого плута и лгуна, и, хотя сэр Джоффри привел целый взвод свидетелей, удостоверявших его личность, остался при мнении, что сэр Джоффри и Том Ловкач – одно и то же лицо. Да и сам пострадавший, сэр Генри, поклялся, что его ограбил не кто иной, как сэр Джоффри, и трудно с уверенностью сказать, хотел ли он отплатить сэру Джоффри за выслушанные от него оскорбления или искренне заблуждался.
Итак, сэра Джоффри повесили, но это отнюдь не означало, что он окончательно свел счеты с жизнью. Его земли – вернее то, что он еще не успел проиграть, – были конфискованы в пользу государства, и его вдова оказалась на грани нищеты. Ей даже не выдали его тело; едва снятое с виселицы, оно, еще теплое, было продано доктору Близарду, охотно покупавшему подобный товар для анатомических опытов. Но на сей раз доктор приобрел нечто совершенно уникальное: едва он вонзил скальпель в тщательно выбранное место на ноге сэра Джоффри, как последний неожиданно уселся на анатомическом столе, широко раскинул руки и разразился целым залпом проклятий, чем едва не отправил бедного эскулапа на тот свет. Затем к нему постепенно вернулась память о недавних событиях, он осекся и испуганно огляделся вокруг себя. Едва живой от страха доктор тщетно пытался втиснуться в узкое пространство между стеной и высоким комодом, рассчитывая, вероятно, найти там укрытие от столь пугающего физического феномена и бормотал полузабытые молитвы, призывая Небеса защитить его от явлений психического характера. Хотя доктора Близарда можно было назвать ученым до мозга костей, даже он в первый момент усомнился, какого рода явлению ему довелось оказаться свидетелем.
– Пропади я пропадом! – неуверенно пробормотал сэр Джоффри, продолжая озираться по сторонам. – Неужели это и есть преисподняя? Здесь куда холоднее, чем мне рассказывали, – поеживаясь, добавил он, и тут его взгляд упал на перепуганного доктора, наполовину спрятавшегося за комодом. Он с удивлением оглядел его посеревшее от страха лицо, роговые очки на носу и съехавший набок парик и, ухмыльнувшись, добавил:
– Сюрприз за сюрпризом. Вы, сэр, выглядите чертовски прилично для сатаны: у вас нет ни вил, ни хвоста, ни копыт. Я разочарован, клянусь вам.
Он резко спрыгнул со стола на пол и едва не взвыл от боли, настолько затекли его конечности. Сообразив, наконец, что за событие случилось прямо у него на глазах, доктор собрался с духом и решился-таки покинуть свое убежище.
– Боже милосердный, – едва слышно пробормотал он, шагнув навстречу сэру Джоффри. – Я слышал о подобных случаях, но никогда не верил им.
– Вы весьма странно рассуждаете, мистер Люцифер. Признавайтесь-ка, дьявол вы, или нет?
– Я не дьявол, – с обидой в голосе отозвался доктор.
– Тогда какого дьявола вам здесь надо?
– Сегодня утром вас повесили в Тайберне, – несколько невпопад ответил доктор.
– Неужели? Вот это да! А я уже начал думать, что все это мне приснилось.
– О нет, это был не сон. Вы сэр Джоффри Свэйн, и вас в самом деле повесили.
– Значит, я все-таки в аду. Но я умоляю вас дать мне хоть какую-нибудь накидку, иначе если я и не сгорю здесь, то уж непременно замерзну.
Доктор поспешил исполнить его просьбу и пустился в пространные рассуждения, объясняя сэру Джоффри, что с ним произошло. Сначала сэр Джоффри никак не хотел верить ему, но доктор, с присущей ученому мужу настойчивостью, приводил довод за доводом и ссылался на подобные прецеденты.
– Сохранились документально подтвержденные сведения о женщине, – говорил он, – жившей во времена правления Эдуарда III, к которой вернулась сознание после того, как она провисела целые сутки. А сто лет назад, в Оксфорде, другая женщина ожила, пробыв на виселице более получаса. Это не единственные известные мне случаи, но до сего момента я сильно сомневался, происходили ли они на самом деле.
Доктор стал проявлять явные признаки возбуждения, и сэру Джоффри пришлось приложить немало усилий, чтобы отговорить его от намерения немедленно возвестить всем лондонцам о произошедшем в их городе чудесном воскресении.
– Я мертв и хочу таковым остаться хотя бы до тех пор, пока не посчитаюсь с этим харлингстонским плутом, которого все называют сэром Генри Тэлбери, – заявил он напоследок. – Иначе, клянусь Небесами, мертвецом окажетесь вы.
Затем сэр Джоффри рассказал доктору свою историю, которой тот безоговорочно поверил. Он согласился также, что справедливость должна восторжествовать и как можно скорее. Однако долгие часы, проведенные сэром Джоффри без одежды на холоде, не прошли бесследно, и прежде чем покинуть дом доктора и отправиться в Харлингстон, он почти неделю провалялся в постели, страдая от лихорадки.
Близард одолжил ему десять гиней и подарил черный камлотовый костюм из своего личного гардероба, шляпу и коричневый плащ. Экипированный таким образом сэр Джоффри появился в Мэйдстоуне в шесть часов вечера в первый понедельник апреля, откуда пешком, в надвигавшихся сумерках, прошел оставшиеся четыре мили до Харлингстон-мэнор.
Он бодро шагал по извивавшейся среди редкого леса узкой белой дороге и остановился лишь тогда, когда впереди, на открытом пространстве, смутно замаячили строгие очертания большого серого строения. В левом его крыле из высоких, почти до земли окон первого этажа сквозь неплотно задернутые шторы пробивались полосы мягкого света, ложившиеся замысловатым узором на молодую траву устроенной возле дома лужайки. Одно из окон по случаю теплой погоды было распахнуто настежь и это заставило сэра Джоффри задуматься. Ему очень захотелось узнать, что творится в доме сэра Генри, поэтому он решил повременить с визитом к своему обидчику, и постарался выбрать такую позицию, с которой можно было бы видеть происходящее в ярко освещенной комнате. Он вгляделся и ахнул. В следующую же минуту он поспешил к открытому окну и притаился там, напряженно прислушиваясь к разговору, который вели в доме мужчина и женщина. И он имел на это полное право.
Мировой судья сидел в непринужденной позе в кресле, широко, по-лягушачьи расставив свои толстые короткие ноги и положив на одно колено парик. Он довольно посасывал длинную трубку, а рядом с ним находились графин и бокал, почти до самых краев наполненный искрящимся янтарным вином. Его массивная лысая голова поблескивала в свете двух свечей, горевших справа и слева от него на столе, заваленном какими-то бумагами. Прямо перед ним стояла женщина в черном, высокая, хорошо сложенная, с правильно очерченным благородным лицом, и в ее красивых глазах застыли скорбь и мольба. Это была леди Свэйн.
Конец ознакомительного фрагмента.