Нашествие
Шрифт:
М о с а л ь с к и й (на ухо). Maus*.
Ф а ю н и н. Их тут и раньше пропасть бегало. По причине соседства булочной. За обоями так, бывало, стайками и шурстят.
_______________
* Мышь.
В и б б е л ь в нерешительности посматривает под ноги себе. Виновато
посмеиваясь, возвращается К у н ц.
Только они тута ласковые, господин майор, как канарейки...
В и б б е л ь (содрогнувшись). А, ньет. Этот плохой дом. Ньет этот, ну... Kein Raum fur die Wachtmannschaft*.
М о с а л ь с
В и б б е л ь. Да, так. Wir mussen in alte Loch zuruck**.
_______________
* Нет помещения для охраны.
** Придется возвращаться в прежнюю дыру.
Вскинув два пальца к козырьку и все еще поглядывая по углам, он поворачивается к выходу. Для прочности воздействия Фаюнин решается даже
преградить ему путь.
Ф а ю н и н. А ведь только, господин майор, от них вреда нету... от мышек. (Действием показывая, как это делается.) Ее в уголочек загонишь, пальчиками этак сдавишь шеечку... и в форточку. Сальто-морталь - и все!
В и б б е л ь ускоряет шаг. Не отставая, Ф а ю н и н убегает за ним.
М о с а л ь с к и й (уже вежливо). Скажите, доктор... Я не очень верю этой лисе. Сюда действительно забегали мыши?
Т а л а н о в (в лицо). И крысы, господин офицер.
В глазах Таланова не читается и следа насмешки. М о с а л ь с к и й неохотно берется за скобку двери. Вернувшийся Ф а ю н и н, облизывая
губы, сторонится в дверях.
Ф а ю н и н. Видали, - как пробка у меня вылетел! Вопите "ура", Иван Тихонович: сам буду жить у вас. (На радостях он даже пытается обнять Таланова.) Зато уж потесню маненько, кабинетик-то отберу. Временно! Крупной фирме место только в Москве. Кстати, я его и на новоселье пригласил. Четверть века именин не справлял... теперь уж по новому стилю их отпляшем. Подарков не жду, а уж с супругой пожалуйте!
Т а л а н о в. Вряд ли выйдет, - мы люди больные...
Ф а ю н и н. Не пренебрегайте: сам Шпурре будет. Пригодится! Насчет Андрея подумайте. И хотя... (загадочно) мы его, возможно, еще нынче вечерком сами увидим, политически важно, чтоб это исходило именно от вас. А ведь ловко придумано: д о б р о п о ж а л о в а т ь! Шпурре так распалился, что аж искры от него летят, как эти словца услышит.
Т а л а н о в. Я устал, я устал от вас, Фаюнин.
Ф а ю н и н. Лечу. Еще в управу надо, потом мертвяков немецких хоронить, потом с жителями совещание... Дела! Вы пока вещи-то переносите, а вечерком я и сам переберусь. Ауфвидерзен, что значит - будьте здоровеньки, господин эскулап! (И, сделав ногами балетный росчерк, убежал.)
Минуту Таланов стоит посреди, повторяя: "Обезьяны, обезьяны..." Потом начинает снимать фотографии со стен. За этим делом застает его А н н а
Н и к о л а е в н а.
А н н а Н и к о л а е в н а. Что ты делаешь, Иван?
Т а л а н о в. Освобождаю место, Аня. Здесь предполагается обезьянник.
Анна Николаевна
Далеко собралась?
А н н а Н и к о л а е в н а (с досадой). И ведь запретила из дому выходить. Солдаты шляются по городу, трезвые хуже пьяных... Аниска пропала, Иван.
Войдя через заднюю дверь, О л ь г а проходит к себе за ширму.
Хоть Ольга-то вернулась, слава богу. (Громко.) Оля, к тебе два каких-то товарища пришли по школьным делам.
О л ь г а. Ничего, подождут.
А н н а Н и к о л а е в н а ушла.
Т а л а н о в. Что у тебя в школе, Ольга?
О л ь г а (Почти беспечно). Как всегда, мама оказалась права. Из ребят никто не явился. (Она вышла, взяла хлеб со стола.) Ужасно проголодалась.
Т а л а н о в. Что же ты делала в школе?
О л ь г а. Заглянула в класс. Пустой, неприбранный... И только сквозняк Африку на стенке шевелит. Там окно разбито.
Т а л а н о в. Одно разбито... или несколько?
Опустив руку с хлебом, Ольга пристально смотрит на отца.
Мы жили дружно, Оля. И у тебя никогда не было от нас секретов. Но вот приходят испытания, и ты выдумываешь разбитое окно... и целую Африку, как могильный камень, нагромождаешь на нашу дружбу. Ты рассеянная. Ты даже не заметила, что школа-то сгорела, Оля.
О л ь г а (ловя руки отца). Милый, я не могла иначе. Я не имею права. Ты же сам требуешь, чтоб я дралась с ними... мысленно требуешь. Кого же мы - Федора туда пошлем? (Нежно и горько.) И я уже не твоя, папа. И если пожалеешь меня - уйду. (И сквозь слезы еще неизвестная Таланову нотка зазвучала в ее голосе.) Ах, как я ненавижу их... Речь их, походку, все. Мы им дадим, мы им дадим урок скромности! И если пушек не станет и ногти сорвут, пусть кровь моя станет ядом для тех, кто в ней промочит ноги!
Т а л а н о в. Вот ты какая выросла у меня. Но разве я упрекаю или отговариваю тебя, Ольга, Оленька!
О л ь г а. И не бойся за меня. Я сильная... и страшная сейчас. В чужую жалобу не поверю, но и сама не пожалуюсь.
Т а л а н о в. Вытри слезы, мать увидит. Я пока взгляну, что она, а ты прими своих гостей. (С полдороги, не обернувшись.) Фаюнин обмолвился, что вечером намечается облава. Так что, если соберешься в школу...
О л ь г а (без выражения). Спасибо. Я буду осторожна.
О т е ц ушел. Ольга отворила дверь на кухню. Она не произносит ни слова. Так же молча входят: Е г о р о в, рябоватый, в крестьянском армяке, и другой, тощий, с живыми черными глазами, - Т а т а р о в, в перешитом из
шинели пальтишке. Говорят быстро, негромко, без ударений и стоя.
Кто из вас придумал назваться школьными работниками? На себя-то посмотрите! А что в доме живет врач и вы могли порознь прийти к нему на прием, это и в голову не пришло?
Т а т а р о в. Верно. Сноровки еще нет. Учимся, Ольга Ивановна.