Нашествие
Шрифт:
Но Соня! Проблемой была сама Соня – ведь она не такая, как все!
Русские девушки сразу начали нравиться Кэндзи, как только он приехал в Харбин, и даже ещё раньше, когда он ещё учился в университете и видел их героинями романов Тургенева, Толстого, Бунина, Чехова, – светлые, стройные, высокие и очень гордые. К таким не сразу подступишься.
С той их первой встречи не было и дня, чтобы он о ней не думал…
Кэндзи обнаружил, что он стоит уже перед самой калиткой. Наверное, со стороны он смотрелся странно – человек в задумчивости стоит перед калиткой… Ему расхотелось заходить, но уйти, особенно после встречи с Анной Ксаверьевной, было уже невозможно. Он вздохнул, толкнул калитку и постучал в дверь.
– Заходи, чего стоишь! – Чья-то мягкая рука коснулась его плеча.
Кэндзи вздрогнул.
– Конь ночевал! – из-за спины сказал не замеченный им Кузьма Ильич Тельнов. – Заходи, чего стоишь? – Тельнов ещё раз повторил своё приглашение.
«Чёрт бы побрал этих русских! – возмутился Кэндзи. – Чего они меня пугают сегодня весь вечер! То Сашина мама, то…» Но обернулся и с улыбкой, как будто именно этой встречи и ждал, поприветствовал старика:
– «Конь ночевал», Кузьма-сан! «Конь ночевал»!
Кузьма Ильич расплылся:
– Ты никак к Сашику! Так его нету дома… – Старик открыл дверь и сделал пригласительный жест.
В тёмном коридоре, шаря рукою по стене в поисках выключателя, он по-старчески бормотал:
– …Всё никак не выучу этого вашего… м-м-о… – Тельнов шевелил губами, – этого, которое вместо «Здрассьте!».
– Конничива! – помог Кэндзи.
– Вот! Именно! – Он поднял палец. – Я и говорю – «Конь ночевал»!
Пока дед нащупывал выключатель, Кэндзи успел прийти в себя.
– А вы не мучайтесь, Кузьма-сан, к чему вам?
– И то правда, что ни к чему. Да ты проходи, проходи! Сашика, правда, дома нету! – Последнюю фразу старик сказал как-то странно громко и внимательно посмотрел на гостя.
Глава 5
Утром следующего дня Кэндзи стоял в узком проходе классного вагона в рубашке с распахнутым воротом и без пиджака и подставлял лицо прохладному ветру, врывавшемуся через приоткрытое окно. Вагон, в который он сел час назад, был в середине состава, и копоть из паровозной трубы почти не долетала, долетал только тёплый запах паровозного дыма и от рельс кисловатый и острый запах железной окалины.
Поезд шёл быстро, отодвинутая занавеска порхала перед самым его лицом, но Кэндзи не отворачивался. В голове гуляла тупая боль, она толкалась от затылка ко лбу, цеплялась изнутри за ниточки глаз и дёргала их, а иногда залегала где-то внизу, под самым мозгом.
«Чёртова ханжа!..»
Вчера был удивительный вечер.
Сейчас, стоя у окна рядом со своим купе, он вспоминал, как вчера после совещания у Асакусы он побежал к Сашику.
«Странно!» – думал Кэндзи.
Он вспомнил, как удивился Тельнову, который оказался у него за спиной. «Старика я таким никогда не видел!» В его глазах до сих пор стояло лицо Тельнова, его застывшая гримаса, которая должна была изображать приветливую улыбку. «Знаю, что он меня недолюбливает, а может, опасается…»
Когда дед пропустил его в коридор и сказал, что Сашика нет дома, улыбка на его лице сошла.
«Может, Сашик был, но не один? А старик охранял… его! Их! – подумал Кэндзи. – Мать сказала, что Сашик дома, а старик… странно!» Он подставил лоб под прохладную струю воздуха и застонал:
– Будь проклята эта китайская ханжа!
В этот момент он почувствовал, что стук колес и пульсирующая боль в его голове совпадают. «Может, и Сашик с кем-то прощался?» Эта мысль показалась Кэндзи в каком-то смысле извинительной и забавной, и он улыбнулся: «Ладно! Вернусь, разберёмся!»
Он пробыл в доме Адельбергов всего несколько минут, а ему надо было ещё забежать к себе, собрать вещи и уже через час быть в ресторане господина Танаки «Хризантема», где все его коллеги, откомандированные в войска, должны были отметить это событие. Про задание, которое он дал старшему наружки, он забыл и вдруг вспомнил: «Интересно, чего они за ним «находили»? За Сашиком!»
Собрались в девять вечера.
Все девять офицеров, как договаривались, пришли в очень неудобных для японского ресторана, где не было стульев и надо было сидеть на корточках, но дорогих, хорошо сшитых европейских костюмах, и только один был в форме лейтенанта авиации императорского военно-морского флота. По традиции сухопутные и флотские между собой не очень ладили, но десятого гостя приняли дружелюбно, потому что это был двоюродный племянник полковника Асакусы – Ёсиро. Ему простили форму, потому что он прибыл в Харбин в командировку и ему было не во что переодеться. Асакуса попросил старшего в их компании взять Ёсиро с собой, чтобы он не искал приключений в незнакомом городе.
Отдельный зал ресторана господина Танаки был тихо освещен. В хибачи слабым огнём горели угли, рядом сидела гейша с белёным лицом и перебирала струны на высоком грифе сямисэна. Девушки в ярких летних кимоно неслышно ступали по татами и ставили перед каждым небольшие деревянные, уже сервированные столики.
Ели много, пили тоже много.
Вначале разговор был тихий, степенный, но по мере опрокидывания сакадзуки с сакэ становился всё громче.
Последнюю такую пирушку он помнил примерно год назад, когда с несколькими такими же, как он, вновь прибывшими на службу в ЯВМ офицерами они отмечали своё назначение…
Кэндзи стоял у окна, воспоминал вчерашний вечер и не заметил, как прошла головная боль, только саднил поцарапанный правый кулак.
Последним блюдом вчера принесли донабэ с тонко нарезанной говядиной.
«Мраморное мясо, говядина с овощами в кипящем масле – это вкусно!»
Уже застолье подходило к концу, уже был заказан счёт, и никто не помнил, сколько было сказано тостов и выпито сакэ, когда двое, которые весь вечер шептались между собой, вдруг предложили:
– А теперь, господа, в Фуцзядянь! Но это только для господ военных. Гражданские могут ехать спать! Их завтра будут рано будить.
Сказано было что-то ещё, очень громко, все тут же расхохотались и посмотрели на Кэндзи…
«Хм!» Он усмехнулся своим воспоминаниям.
По узкому коридору, пошатываясь, протискивался проводник с подносом, на котором стояло с десяток полных стаканов с подрагивающим чаем. Кэндзи посторонился. Поезд мчался на полной скорости, и ветер уже больно хлестал по лицу, он прижал плечом к стенке назойливую занавеску и немного прикрыл окно.
На такой же пирушке в прошлом году он выпил слишком много, и, когда офицеры по традиции решили обойти несколько публичных домов, он уже спал.