Наши архивы
Шрифт:
Из пушки, конечно, можно убить и слона. Но бедный Ничко, мало того, что он купил слона, так теперь он должен покупать еще и пушку!
Отравить? Эта мысль давно уже пришла в голову и ему и госпоже Сойке, так что слон за это время съел по меньшей мере три килограмма мышиной отравы и столько же медного купороса. Но, как видно, ему это ничуть не повредило, и он делал вид, как будто и не замечает, что глотает медный и железный купорос. Более того, с тех пор как он стал употреблять в пищу всевозможные отравы, он перестал выбрасывать мыло за забор, а стал его есть, и оно ему так понравилось, что он потом целый час облизывался.
Если бы нашелся хоть один добрый человек, чтобы посоветовать Ничке, что ему делать с этой напастью! Но никто ничего не знает. А бедный Ничко того и гляди с ума сойдет.
И все же настал, наконец, такой день, когда он явился домой веселый-превеселый. Был он в кафане, и там его научили, что сделать со слоном.
Милан-портной (он был шесть лет подмастерьем в Белграде) сказал Ничке, что самый легкий способ отделаться от слона – это подарить его начальной школе. Во-первых, дети должны изучать животных, а во-вторых, все знают, что учитель Марко каждое лето собирает бабочек и гусениц. «А уж если он с таким рвением собирает каких-то бабочек, – говорил Милан-портной, то он, вероятно, с еще большей охотой возьмется за коллекционирование слонов».
Милан-портной научил Ничко, каким образом сделать этот подарок. И на следующий день Ничко написал господину Марко, учителю, письмо:
«Милостивый государь! Вам, как и всему почтенному городу, известно, что я мыловар, который варит и продает мыло. Кроме того, я состою в браке со своей женой Сойкой, с которой живу неразлучно с того самого дня, когда мы с ней повенчались. Хотя мы и мыловары, но все же понимаем, что значит просвещение, с помощью которого детей обучают наукам и многим другим вещам, полезным здешнему городу и вообще народу. И так как мы понимаем, что значит просвещение, то, конечно, знаем, что при изучении наук необходимы различные гусеницы, бабочки и всякие другие животные. Одно такое животное желаем мы подарить здешнему учебному заведению для пользы и просвещения народа, а именно слона, и делаем это мы по доброй воле и из чувства глубокой любви к школе. Хотелось бы нам только одного: пусть будет записано, что Ничко-мыловар и его жена Сойка для спасения своих душ и здоровья на вечные времена подарили здешней школе одного слона.
Прошу вас, пришлите кого-нибудь за слоном, чтоб можно было уже сегодня отвести его в школу.
Ваш почитатель
Ничко Иоксич,
мыловар и любитель просвещения».
Однако дело кончилось так, что и сам портной Милан пришел в изумление.
Господин Марко, учитель, ответил, что слона он принять не может, потому что он ему не нужен, и рекомендовал Ничко-мыловару как «любителю просвещения» внести вклад в пользу нуждающихся учеников. Поступок Марко-учителя очень удивил портного Милана, ибо он знал (и знал наверное), что в Белградском университете собирают даже самых малюсеньких улиток и ракушек, а уж о слонах и говорить не приходится.
Наконец, Ничко-мыловар окончательно впал в отчаяние. Как-то раз пришла ему в голову сумасшедшая мысль, – впрочем, эта мысль является собственностью госпожи Сойки, – вывести слона куда-нибудь подальше за город и отпустить его: пусть он идет в горы и пусть там живет. Так было решено, и это решение и Ничко и госпожа Сойка хранили в глубокой тайне.
И вот однажды, дождавшись, когда перевалит за полночь, Ничко и госпожа Сойка поднялись.
Вообще-то в эту ночь они и не ложились, а только для видимости потушили свет в своей комнате, чтоб соседи думали, будто они уже крепко спят.
Итак, они поднялись и потихоньку вышли во двор. Сначала Сойка осторожно выглянула за ворота, чтоб убедиться, что на улице никого нет. А затем, стараясь не шуметь, чтоб не услышали соседи, Ничко отвязал слона и с божьей помощью скрылся вместе с ним во мраке.
Пока Ничко не вернулся, Сойка дрожала как в лихорадке. Только через час вернулся Ничко веселый-превеселый, словно тяжелый камень свалился у него с сердца. Вошел он в комнату, а Сойка спрашивает:
– Ну как, пустил?
– Пустил.
– Ушел?
– Ушел.
И тут даже слезы навернулись ей на глаза от радости и счастья, она схватила Ничко за волосы и раз пять или шесть стукнула его по шее, приговаривая:
– Ступай теперь и купи мне верблюда!
Но Ничко не сопротивлялся и, получая неясные удары, самодовольно улыбался и крестился, умоляя бога послать слона разве только своему смертельному врагу («например, Луке-мыловару», – вставлял Ничко в свою молитву).
Эту ночь они спали сладко и спокойно, и Ничко даже видел во сне, как дым выходил из его трубы. Уже по одному этому можно было заключить, что бог избавил их от беды и несчастья. Поэтому на следующий день Ничко, как только проснулся, прежде всего решил трижды перекреститься перед образом святого Трифуна, своего покровителя…
Но не успел он перекреститься и один раз, как послышался сильный стук в ворота. Правая рука Нички так и замерла у правого плеча, а на языке застряли слова: «…и святого духа».
В ворота стучал жандарм, но не обычный жандарм, например жандарм с длинными усами и короткой повесткой в руках или жандарм с широкими кулаками и узкими взглядами на гражданские права. У этого в руках была веревка, а на веревке слон. И это еще не все. Жандарм сообщил Ничке, что слон вытоптал все поле Дики-красилыцика, разбросал четыре стога сена Перы-шерстобита, растоптал двух ягнят Йована-виноградаря, съел соломенную крышу с дома на винограднике Перы-пенсионера и так напугал волов у какого-то крестьянина, что они шарахнулись в ров и в щепки разбили повозку.
Ай, ай, ай! Грешный Ничко и несчастная госпожа Сойка! Глаза их налились кровью. Проклинают слона, проклинают самих себя, проклинают день своего рождения!
– Не знаю, зачем это бог создал слонов! – в отчаянье спрашивает бедный Ничко. – Быть может, он создал их из любви к зверинцам, но ведь я же не зверинец, я мыловар. Господи, прости меня грешного, но зачем ты создал слонов?
– Бог знал, что на свете есть такие дураки, как ты, вот он и создал слонов, – отвечала госпожа Сойка.
– Так если я на самом деле дурак, пусть уж он лучше убьет меня, чем так мучить. Он ведь просто издевается надо мной. Я начинаю верить, что, если нам удастся отделаться от слона, он пошлет нам верблюда, или кита, или дикую свинью, или что-нибудь в этом роде. И за что же, господи? Ведь я каждое воскресенье аккуратно хожу в церковь; честно праздную славу, каждый месяц у меня в доме святая вода, не ложусь и не встаю не перекрестившись и не помолившись… – И тут слезы брызнули у Нички из глаз, как у маленького ребенка.
А в полдень они услышали еще более неприятные известия: на столе окружного начальника лежало семь жалоб на Ничку-мыловара:
1. Жалоба господина Перы-пенсионера, в которой он требует шестьдесят динаров вознаграждения за съеденную слоном крышу.
2. Жалоба крестьянина Н., в которой он требует сто динаров за поломанную повозку и легкое увечье.
3. Жалоба Перы-шерстобита, в которой он требует шестьдесят динаров за разбросанное сено.
4. Жалоба Йоцы-виноградаря, в которой он требует двенадцать динаров за двух раздавленных ягнят.