Наши люди в Шанхае
Шрифт:
— Да нет, мать…
— Что нет?! Что нет, Валера, я тебя умоляю?! Скажешь, она не…
— Скажу, что ты ошибаешься. Разгон не знала о научном открытии Сергея. Левандовский узнал о нем из других источников. Он действительно предполагал привлечь свою давнюю приятельницу для устранения Алсуфьева, но использовал ее вслепую. Она говорит, что не знала причины…
— Правильно, она тебе скажет! Ты ее больше слушай. Отвечать за свои проступки никому неохота. Поражаюсь, Валера, твоей доверчивости. Разве можно верить на слово такой…Такой!..
— Проститутке. Согласен, мать, верить на слово таким людям
— ???
— Это она сдала Левандовского!
— Как сдала???
— Просто. Просто позвонила в милицию и сдала. Рассказала, что некий Леонид Погребняк со товарищи готовят покушение на всеми уважаемого профессора Алсуфьева. Звонок, понятное дело, был анонимным. Но спецслужбы вычислили Разгон на счет раз. Многолетняя любовница известного питерского авторитета давно была у них на примете. Разгон допросили, и она все выложила как на духу. Левандовский якобы прочил ее на должность главного врача своей новой клиники. Она дала согласие на совместную работу, понятное дело, ни сном, ни духом не подозревая о криминальной деятельности своего давнего знакомого. Такая вот она по жизни вся недогадливая. Доверчивая вся такая. Поступила наша доверчивая в аспирантуру, начала писать диссертацию, и тут, как гром среди ясного неба, просьба Левандовского оказать ему «маленькую услугу». У нее, говорит, словно глаза открылись. Она, естественно, тут же позвонила в милицию. Как всякая честная и добропорядочная гражданка.
— И вы ей поверили?
— Почти. Как говорится, доверяй, но проверяй. Понятное дело, что все, что говорит Разгон, нужно делить на десять. И о многолетней криминальной деятельности своего любовника она знала прекрасно, и сдала его вовсе не из человеколюбия, а из страха за свою жизнь, и в милицию позвонила не сразу, как узнала о готовящемся преступлении, а только тогда, когда жареным запахло. Тянула до последнего, сказавшись больной. Надеялась, что Левандовский поверит в ее болезнь и место главврача наркологической клиники останется за ней. Позвони она сразу, все сложилось бы иначе. А так спецслужбы узнали о готовящемся покушении буквально в день вашего отъезда в Китай. Левандовского задержали, но вы с Сергеем были уже во власти его китайских подельников. Как бы то ни было, все равно Разгон нужно сказать спасибо. Во-первых, сообщила, куда следует, во-вторых, здорово спутала карты преступникам тем, что отказалась ехать в Китай перед самым отъездом. В последнюю минуту можно сказать. Им пришлось перестраиваться буквально на ходу. Хотел, кстати, у тебя спросить: Алсуфьев обнаружил пропажу портфеля или, как всегда, ничего не заметил?
— Почему это не заметил? — обиделась я. — Очень даже заметил. Сразу, как только прилетели в Пекин.
— Ну, положим, это не совсем сразу. Ведь портфель у него увели еще в Пулково. На стоянке такси.
— Ну и что? Думаешь, если б сразу заметил, смог бы его отобрать у воришек? Сомневаюсь.
— Да уж.
— Я вообще поражаюсь, Валера, о чем люди думают? Есть у них голова на плечах или нет? Зачем воровать у профессора доклад? Какой смысл? Он ведь сам его написал, значит, может написать еще раз. Восстановить по памяти. Даже если бы у нас не оказалось с собой случайно второго экземпляра, — тут я скромно потупилась, — я уверена, что Сережа прочитал бы доклад наизусть. Может, они дураки?
— Кто?
— Преступники.
— Нет, мать, — устало сказал деверь, к сожалению, это не так. Левандовский далеко не глуп. Положим, с портфелем это они, действительно, сглупили, но что касается их дальнейших действий, здесь, мать, не смеяться, здесь плакать хочется. Ты знаешь, что в Китае расстреливают за хранение наркотиков?
— И что?
— А то. В пекинское отделение милиции позвонил неизвестный и сообщил, что у русского туриста по фамилии Алсуфьев, отбывающего вместе со своей спутницей вечерним поездом из Пекина в Шанхай, имеется при себе героин, спрятанный в пластиковую бутылку…
— Из-под шампуня «Head & Shoulders», — торжественно закончила я.
— Гм, так я и думал. Героин все-таки был?
Я пожала плечами:
— Был, наверное. Не знаю. Я бутылку не открывала. Так что с уверенностью сказать не могу, что там в ней было. Я просто предположила. Вот ты сказал про анонимный звонок, и я вспомнила, как удивилась, что Алсуфьев так много шампуня с собой в дорогу набрал. Одна бутылка в ванной стоит, вторая в чемодане лежит. Совсем, думаю, чокнулся. Жениться пора. Сколько раз говорила ему, все без толку. И слышать не хочет. Женился б и горя не знал. Сидел бы, писал бы спокойно свои статьи и доклады, знал бы, что все остальное за него жена сделает.
— Про хорошую жену это понятно. Непонятно, куда ты бутылку с наркотой пристроила?
— Я?! Выбросила, конечно. На что она мне нужна? Я ведь не знала, что там наркотики. Я думала в ней шампунь. Разозлилась и выбросила. Обе!
— Куда?
— В корзину для мусора. Наверное. Нет, вру! Не в корзину, а в мешок. Точно, в мешок. В номере Сергея стояла тележка горничной, а рядом с ней мешок для мусора. Черный такой, большой. Пластиковый. Я выбросила бутылки прямо в этот мешок.
— Вот почему наркотик исчез из номера бесследно. Мои аплодисменты, мадам! — Деверь слегка поклонился.
— Да, ладно тебе, — зарделась я, не сумев скрыть удовольствия. — За оперу, между прочим, спасибо тоже мне надо сказать.
— За оперу?
— Ну да! — Гордо сказала я. — Сергей пригнулся в нужный момент из-за меня. Это ведь я его лягнула, когда мы были в Пекинской опере.
— Возможно, — задумчиво сказал Валерка, удивленно глядя на меня. — Возможно, ты и права, там тоже что-то готовилось. Прости, но про ваш с Алсуфьевым культпоход в оперу я не в курсе. На самом деле моим коллегам еще многое предстоит выяснить. Дело запутанное, сама понимаешь, много белых пятен. Так что готовься, мать, к беседе со следователем. А пока отдыхай. До завтрашнего дня ты еще побудешь в больнице, под наблюдением врача. Утром я тебя заберу. Завтра с утра у нас самолет. Надеюсь, ты помнишь, что у вас с Алсуфьевым билеты на завтра? Помнишь?! Вот и отлично. Значится, летим в Питер. — Он встал со стула и направился к выходу. — Да, забыл сказать, в коридоре у твоей двери охранник сидит. Китайские товарищи позаботились. Так что не думай ни о чем, не беспокойся, набирайся сил. Давай, мать! — Он подмигнул и вышел из палаты, плотно притворив за собой дверь.
Я тяжело вздохнула. Плакала моя шубка из голубой норки.