Наши задачи -Том I
Шрифт:
Мы должны вырабатывать – каждый самостоятельно, для себя и про себя, мыслью своего сердца – те убеждения, на которых следует строить грядущую Россию. Когда-то один французский писатель назвал такие убеждения «la moelle du lion» («мозг львиных костей»). Россия сокрушилась потому, что в русском народе, а особенно в русской интеллигенции, – этой «духовной квинтэссенции» оказалось мало. Возрождение России требует от нас именно таких лично-самостоятельных, религиозно-укорененных, волевых убеждений. Их нельзя взять у другого, их можно выработать только самому. Это не развлечение, это духовный труд; естественно, что он утомляет. Здесь надо думать не о какой-то новой «доктрине», которую кто-то «высидит» и предложит другим в готовом виде, и не о популярных «лозунгах», которые «набросает» развязный и безответственный публицист. Эти убеждения надо самому выносить. И повод
«Сжато»… – но у нас и без того минимум объема; нет места для популярного водолея.
«Трудно»… – но предметы наши еще несравненно труднее и сложнее того, что удается выделить и показать.
«Быстро утомляет»… – но утомление от духовной сосредоточенности настигает всех нас; оно драгоценно и плодотворно; и не следует жалеть о нем.
Здесь нужно не просто «читать»; надо мобилизовать духовный опыт, опыт жизни, сердца и поступков, наблюдений, негодования и воли. И не только личный опыт, но и наш русский национальный опыт, исторический и особенно современный (за последние тридцать лет). Нам, русским, возложено на глаза, по Евангельскому слову, некое целительное «брение». Нам давно пора промыть глаза и прозреть и научиться новой постановке старых вопросов и их новому разрешению. Это дается не без труда. Но легко даются вообще только дурные и соблазнительные ответы.
Редакция же со своей стороны всегда озабочена тем, чтобы, не упрощая сложное и не искажая предмета, добиться полной ясности мысли и изложения.
31 августа 1950 г.
Идея ранга
Современное человечество утратило чувство верного ранга. Поэтому оно перестало верить в идею ранга вообще, поколебало ее, расшатало и попыталось погасить ее совсем: объявить всякий ранг мнимым, произвольным, не заслуживающим ни признания, ни уважения… «Все в жизни условно и относительно; кому что нравится и выгодно, то и хорошо; кто силен, кто умеет импонировать и принуждать, тот и выше; а остальное – человеческие выдумки, с которыми давно пора покончить»… Так обстоит во всех вопросах ранга: в политике, в искусстве, в науке, в религии и церкви – везде. И в этом состоит самая сущность революции – в сознательном, вызывающем попрании всякого ранга, в осмеянии самой идеи ранга; а все остальное является естественным и неизбежным последствием этого.
На этом сокрушалась тридцать лет тому назад наша Россия. И только позже, слишком поздно, русские люди стали понимать, что здоровое чувство ранга враги подрывали в них для того, чтобы все фальсифицировать; чтобы выдвинуть худших, чтобы вознести бессовестных и бесчестных, чтобы создать новый социальный отбор бесчестия, раболепства и насилия, а когда русские люди стали это понимать, то увидели себя в ярме; увидели себя перед выбором: или участвовать в раболепстве и бесчестии – или погибать в лишениях и унижениях. Ранг был не просто «отменен»: он был украден, злоупотреблен, фальсифицирован и заменен новым «атирангом».
И вот среди современного человечества есть два различных миросозерцания: ранговое и эгалитарное. Они стоят в борьбе друг с другом – на всем протяжении земли и во всех областях культуры. Досмотрим в этом все до конца.
1. Люди равенства (эгалитаристы) не любят и не терпят превосходства: они отвертываются от него, стараются его не замечать; они всегда готовы подвергнуть его сомнению, закритиковать, осмеять, «задвинуть» его интригою или клеветою или, еще хуже, фальсифицировать его, выдвигая рекламою «своих» – обычно бездарных, тупых, криводушных, двусмысленных разлагателей, но… покорных. «Мы не терпим никакого превосходства, – говорили мне дословно умные республиканцы одного из демократических государств: всякому выдающемуся человеку мы сумеем затруднить и испортить жизнь, чтобы он не заносился; но если он, несмотря на это, что-нибудь достигнет, то мы, пожалуй, поставим ему посмертный памятник»… «У нас в школе, рассказывает профессор из другого демократического государства, – планомерно заваливают учеников необъятными фактическими сведениями и гасят у них в душах все, что связано с творческим воображением: добиваются равенства, трафаретного сходства и убивают индивидуальность». Слушая такие признания, я молча поучаюсь и вспоминаю Петра Верховенского (в «Бесах» Достоевского). «Не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами… их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями… Рабы должны быть равны… Мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство»…
Так, люди равенства считают всякий духовный ранг – произвольной выдумкой, посяганием или узурпацией: таков был дух первой французской революции, объявившей, что «люди родятся равными», и обратившейся в виде доказательства к гильотине. Согласно такому воззрению – в людях существенно сходное и одинаковое, так как различное, особенное, своеобразное (тем более превосходное) – несущественно. Одна советская коммунистка так и требовала во всеуслышание: «Все должны делать только то, что все могут делать» (долой высшие способности!).
Это воззрение, исторически говоря, родится из семейных и социальных несправедливостей, из обиды, зависти «подполья» (описанного у Достоевского), безбожия и духовной слепоты; оно питается отвлеченным мышлением, отвертывается от всякого несходства и презирает всякое превосходство. Оно выражает себя в «общеутвердительных» суждениях («все одинаковы, все равны, всем всего поровну!») и в «общеотрицательных» суждениях («никто не смеет быть лучше, выше, богаче; никому не предоставлять никаких преимуществ» и т. д.). Это воззрение безответственно, заносчиво, материалистично, завистливо, мстительно, безбожно, революционно и социалистично. Оно не считается с природой, вечно производящей бесконечное разнообразие и потому оно противоестественно. Оно не считается и с духом, берегущим каждого человека как единственного в своем роде и драгоценного в своем своеобразии «сына Божия» и потому оно противодуховно. Политически это воззрение «верует» во всеобщее равное голосование, в арифметический подсчет голосов, в «народный суверенитет» и тяготеет к республике.
2. Люди, признающие значение ранга (сторонники духа и справедливости, индивидуалисты), не верят ни в естественное равенство, ни в искусственное и насильственное уравнение. Они считают, что все люди, сколько их ни есть, родятся неодинаковыми, своеобразными и самобытными и затем, по мере своего развития и совершенствования, делаются все более самобытными и своеобразными. В этом не только нет никакой беды или опасности, но, напротив, это естественно-нормально и духовно желательно. Но так как люди от природы различны и своеобразны, то справедливость требует, чтобы к ним и относились неодинаково, т. е. соответственно с их свойствами, качествами, знаниями и делами. Ибо справедливость не только не предписывает равенство, но, напротив, она состоит в предметном неравенстве, водворяемом всюду, где возможно (см. «Н.З.», с. 185, 189).
Итак, люди рангового воззрения видят естественную неодинаковость ближних, ценят их духовное своеобразие и удостоверяются на каждом шагу наблюдением, умом и сердцем, что равенства в действительности нет, что оно только выдумывается ограниченными и завистливыми людьми и что введение его было бы несправедливо и насильственно. И если они замечают где-нибудь «сходство», то они сохраняют уверенность в том, что за этим видимым и поверхностным подобием – скрывается сущая и драгоценная неодинаковость. Живая сущность людей не в том, что их уподобляет, а именно в том, что делает их единственными в своем роде и незаменимыми.
Ранговое воззрение родится, исторически говоря, из естественного отцовства-материнства, а духовное – из религиозного благоговения. Оно питается внимательным наблюдением природы, чуткою совестью, чувством справедливости, живою, индивидуализирующей любовью и молитвенным созерцанием совершенства Божия. Оно выражается в осторожных и вдумчивых «частных» суждениях – то положительных (например, «люди редко похожи друг на друга», «некоторые люди завистливы», «этот человек умнее других», а «этот честнее многих»; «мне радостно преклониться перед ее добротою» или «перед его храбростью» и т. д.; отсюда культ героев!); то отрицательных (например, «многие люди не терпят чужого превосходства», «есть люди, неспособные к политическому голосованию», «многие демагоги совсем не думают о социальной справедливости» и т. д.). Это воззрение движимо чувством ответственности и справедливости; оно способно к трезвому смирению и умеет радоваться чужому качеству; оно духовно, склонно к традиции и консервативности; оно естественно, органично, лояльно и религиозно. Политически оно стремится к отбору лучших людей – будь то назначением или голосованием – и тяготеет к монархии.