Наследие Ирана
Шрифт:
Отмечу некоторые частные проблемы. Традиционная дата Зороастра — «258 лет до Александра», отраженная в среднеперсидских текстах и в парсийской традиции и принимаемая многими исследователями, не может считаться достаточно достоверной, так как общая продолжительность правлений царей, начиная с Виштаспы (Гуштаспа) и до Александра, как они представлены в «Шахнаме» Фирдоуси, превышает 258 лет. Вопрос о дате Зороастра до сих пор продолжает оставаться спорным.
Работы последних лет позволяют более уверенно, чем когда-либо, утверждать, что именно Дарий I ввел в употребление древнеперсидскую клинопись — об этом, как кажется, свидетельствуют наблюдения археологов: древнеперсидский текст знаменитой Бехистунской надписи Дария I был добавлен позднее к аккадской и эламской (наиболее ранней) версиям.
Я хотел бы также подчеркнуть справедливость мнения о том, что распространение персидского языка в Средней Азии и вытеснение
Для русского перевода я внес в текст ряд изменений. Переводчики и редактор в некоторых случаях сочли необходимым дополнить библиографические ссылки; я должен выразить им свою искреннюю признательность. Ответственность за все ошибки и недостатки, которые не удалось исправить, остается, конечно, на мне. Надеюсь, что русский перевод моей книги вызовет у читателей интерес к сложной истории иранских народов.
Ричард Н. Фрай. 10 мая 1969 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемую читателям книгу, если пользоваться современной русской терминологией, можно отнести к числу научно-популярных. Это означает, что она рассчитана на ученых и широкий круг читателей, а изложение всех затронутых в ней проблем основывается на новейших научных достижениях. Карты, библиография и иллюстрации делают книгу доступной как для учебной аудитории, так и для читателей, желающих познакомиться с историей Ирана в домусульманский период и с теми проблемами, которые возникают в ходе ее исследования. Автор надеется, что в этой книге ему удалось показать поразительную преемственность в культурном развитии Ирана — начиная со времени заселения иранцами нагорья и до полной победы ислама в стране в X в. н. э. Даже в более поздние периоды (вплоть до наших дней), которые известны гораздо лучше, чем ранняя история Персии, мы ощущаем стойкость древних традиций.
Я старался отразить разные точки зрения на проблемы, рассматриваемые в книге, стремясь сохранить объективность при изложении теорий, которые я не разделяю. Я не боялся повторять старые, но хорошо обоснованные концепции, даже если они выглядят несколько примитивными по сравнению с новыми, остроумными и блестящими построениями, кажущееся правдоподобие которых не подкреплено фактами. При выборе между несколькими теориями я склонялся к наименее сложной. Этот критерий оправдан тем, что самая простая гипотеза, как и в естественных науках, часто лучше всего способна объяснить факты. Хотя человеческие поступки нередко противоречивы и сложны, однако стремление к простоте, как мне кажется, следует считать в большинстве случаев надежным ориентиром для исследователя.
В этой книге выдвинуты некоторые новые взгляды на доисламскую историю Ирана. К их числу относится и положение о том, что история зороастризма может быть лучше понята, если рассматривать ее как прививку к религиозным верованиям большинства иранцев учения, разделявшегося меньшинством — последователями пророка Зороастра, а не как приспособление примитивных древних верований к пророческому учению Гат. Историки старались понять, каким образом последователи Зороастра могли принять «Младшую Авесту» с ее прославлением хаомы и обрядов, против которых боролся пророк. Скорее стоит задуматься над тем, каким образом большинство, которое следовало за жрецами, певшими древние гимны богам «Младшей Авесты», могло включить учение Зороастра в свои верования.
Другое положение, отличающееся от общепринятых, — отнесение истории Ирана вплоть до X в. н. э. к древнему периоду. Мне представляется, что те «персидские националисты» времен Аббасидского халифата, которые прославляли в своих сочинениях традиции древнего Ирана, пытались не уничтожить ислам, а утвердить его на более широкой, международной основе, превратить его в нечто большее, чем религия арабов с культурой и цивилизацией, базирующейся на традициях бедуинов. С моей точки зрения, первые писавшие по-персидски арабским письмом были подлинным авангардом мусульманства; они оказали огромную услугу исламу, обогатив его неарабской литературой и культурой. При таком подходе, я думаю, легче понять многие частные проблемы, которые вряд ли можно решить, если, согласно традиционной точке зрения, считать, что персидский «ренессанс» возник как реакция на арабскую религию, как превознесение древних иранских традиций в ущерб исламу.
В этой книге мне пришлось затронуть и некоторые частные вопросы. Возможно, их не следовало касаться вовсе, но я прошу читателя снисходительно отнестись к стремлению автора придерживаться традиционного изложения предмета; это относится, в частности, к этимологизированию слов, при котором нельзя ограничиваться простыми утверждениями типа «это так» или «я думаю, что это так». К сожалению, не всегда можно было привести полный научный аппарат, в том числе — ссылки на источники.
Несколько слов по поводу транскрипции,- предмета бесконечных споров в востоковедении. Специалисты не нуждаются в точной транслитерации лексики восточных языков, приводимой в этой книге, так как они не хуже автора знают, что имеется в виду. Диакритические знаки и — в угоду научной точности — видоизменение имен, хорошо известных широкому читателю, могут скорее повредить, чем принести пользу, а простота и в этом случае не умаляет научной значимости изложения. Поэтому я прошу специалистов извинить автора за то, что знаки долготы отсутствуют над гласными в некоторых словах; в других случаях я был вынужден привести более точную транслитерацию.
В заключение я хочу поблагодарить тех, кто помогал мне в работе над книгой, и прежде всего Марка Яна Дрездена из Пенсильванского университета, который прочел всю рукопись и сделал ценные замечания. Само собой разумеется, что ни он, ни кто-либо другой, кроме меня, не несет ответственности за ошибки. Дитц Отто Эдцард из Мюнхенского университета прочел немецкий перевод первой части книги и уберег меня от некоторых погрешностей в разделах, касающихся Месопотамии. Другие лица упомянуты в примечаниях, всем им я приношу искреннюю благодарность. Я весьма признателен сотрудникам издательства Уайденфельда и Никольсона, фотографу Тегеранского музея М. Ростами, а также всем другим, кто помогал мне в подготовке иллюстраций.
Я надеюсь, что эта книга окажется интересной и полезной для многих читателей.
Кембридж, Массачусетс. Ричард Н. Фрай.
Глава I. Страна контрастов
Введение к вопросам общим и специальным
Каждый, кто путешествовал по Персии, не мог не отметить двух особенностей ее ландшафта: горы и пустыни. Населенные центры, как правило, располагаются в небольших, порой плодородных речных долинах, тогда как обширные просторы остаются безлюдными. Плато, занимающее большую часть страны, почти на всем своем протяжении сухое и каменистое — так было в древности, таким оно выглядит и в наши дни. Подобно тому, как аравийская пустыня наложила отпечаток на арабов, так и на жизнь персов оказали сильное влияние особенности ландшафта их страны. Люди современной цивилизации, защищенные от капризов стихий и даже от простого соприкосновения с окружающей природой, мы склонны забывать о той, иногда решающей роли, которую играла природа в судьбах людей, в большей степени зависевших от климата и почвы, чем в наши дни.
В то время как одни недостаточно четко представляют себе влияние окружающей среды на жизнь людей, другие склонны переоценивать значение географического фактора в истории народа, что в равной степени может привести к неверным выводам. Роль наследственности в жизни индивидуума, его воспитание в семье, его привязанность к определенному роду, племени, народу, переплетение различных традиций — все это в большой степени осложняет изучение истории. Если бы мы были в состоянии дать рациональное объяснение «комплексу этнической общности», как выразились бы социологи, то, очевидно, мы хоть частично смогли бы объяснить, почему отдельные люди и целые народы ведут себя так, а не иначе. К сожалению, многие «комплексы общности» принадлежат к числу явлений иррациональных и плохо поддаются классификации и анализу. Однако процесс развития науки сопровождается постоянными попытками заново классифицировать и постичь то, что часто является иррациональным. Мне кажется, что именно так обстоит дело с нашим пониманием истории, в том числе и истории Персии. Хотя мы пытаемся понять прошлое, выискивая параллели и прослеживая преемственность различных институтов и верований на территории этой страны на протяжении столетий, некоторые обобщения, к которым мы придем, несомненно станут предметом дискуссии. Тем не менее обобщения необходимы, и ясно, что они повлекут за собой массу предположений и догадок, ибо древняя история Персии полна нерешенных проблем и неясностей. Следует здесь отметить, что хотя автор и не разделяет целиком мнения, согласно которому персы получили представление об истории и научились писать исторические сочинения только с приходом арабов и ислама, однако малочисленность письменных источников делает изучение древней истории Персии задачей чрезвычайно трудной, особенно в сравнении с историей древней Греции или Рима.